Едва слышно скрипнула дверь и в комнату, шурша накрахмаленным передником, тихо скользнула Мила. Я узнала свою горничную по негромким и суетливым шагам. Увидев мое бледное несчастное лицо, служанка тихо ахнула и всплеснула руками:
— Ах, барышня! Неужто вы занемогли после вчерашней непогоды? Видать вас сильно подмочило дождем. Может дохтура вызвать?
Я сморщилась и, облизав губы, застонала:
— Воды, Мила! Дай мне, пожалуйста, воды…и… не надо доктора… Отлежусь денек и мне полегчает.
Я устало прикрыла глаза, мечтая унять неприятный звон в ушах и непонятную слабость во всем теле.
— Да, да, сейчас, барышня! Как скажете…,- с готовностью ответила горничная и сразу же испарилась из моей комнаты.
Мила не заставила себя долго ждать. Вскоре она вернулась в спальню с серебряным подносом в руках. Я лениво открыла глаза и, по-старушечьи кряхтя, уселась в постели. На подносе стоял большой бокал, наполненный почти доверху, чистой без малейшего осадка, родниковой водой.
— Прошу, — услужливо промолвила Мила, робко и по-доброму улыбаясь мне.
Она осторожно поставила поднос на тумбочку поближе ко мне. Дрожащей рукой я взяла чуть запотевший бокал, поднесла к сухим губам и большими глотками жадно выпила всю воду. Вернув бокал на поднос, я вновь обессилено упала на подушки. Прохладная влага освежила меня, но сил не придала.
— Желаете позавтракать, барышня? — любезно поинтересовалась Мила, а ее глаза смотрели на меня с выражением сострадания.
Я лишь отрицательно покачала головой и прибавила тихим чуть хриплым голосом:
— Нет, Мила, спасибо… буду спать…
В подтверждении своих слов, я с облегчением закрыла глаза и буквально сразу же провалилась в забытье и уже не слышала ответной реплики горничной, а также того, как она выходила из комнаты. Все это время я находилась в какой-то вязкой и давящей на грудь субстанции. Было тяжело и душно, мне отчаянно хотелось открыть глаза и проснуться, но я не могла. Меня будто что-то держало в толще хлипкой тьмы и не отпускало наверх. Отчаяние овладело моим существом, даря мне сполна горькое чувство обреченности и безысходности. Каким-то нереальным чудом я вырвалась из черной липкой паутины кошмара.
Следующее мое пробуждение состоялось где-то посреди дня. В комнате было душно из-за того, что в распахнутое настежь окно вливался знойный июльский воздух, приправленный горьковатым запахом кипарисов. Сон без конкретных сновидений немного освежил меня, но не вдохнул сил. В теле все еще обитала слабость, а в душе — полная апатия ко всему. Я лениво перевернулась со спины на бок, и с полным равнодушием разглядывала темные плотные шторы, закрывающие большие окна. В спальне царил приятный полумрак, и солнечный свет не резал глаза. Ночной разговор со Временем врезался в память на настолько, что сильно угнетал меня, но я лишь мысленно прикидывала все возможные варианты возвращения Часов Времени, и не верила до конца в успешность своих действий.
