Весь следующий день хозяйка давала мне кучу дел — по дому и огороду. У меня не было даже минутки свободного времени и к концу дня, я просто повалилась на свою лавку без задних ног. Даже не было сил, чтобы снять с себя платье. Я так и заснула в нем, поджимая под юбку свои босые ноги.
Казалось, только минуту назад я облегченно закрыла глаза, как чувствительный тычок в бок снова разбудил меня. Надо мной стояла хозяйка, ее силуэт был едва виден в сером предрассветном сумраке. Она была уже одета и умыта.
— Вставай, лежебока. Уж пора печь топить и тесто ставить, — уже привычным ворчливым тоном поприветствовала она меня.
Я зевнула, пытаясь прогнать сон из своего усталого, измученного непривычной физической работой, тела. Мои босые, сбитые за вчерашний день и привыкшие к обуви, ноги коснулись холодного, остывшего за ночь пола. Эта прохлада привела меня в сознание. Матрена меж тем вручила мне ведро и велела принести воды из колодца.
Серело небо, восток начинал зажигаться розоватым отсветом, бледнели звезды и тонкий серп молодого месяца, над просыпающимся селом. Кое-где сонные хозяйки гремели ведрами возле своих колодцев, выгоняли домашнюю птицу на задние дворы, петухи начинали петь, оповещая всю округу о приходе нового, полного хлопот и забот, дня. Мои босые ноги осторожно ступали по росистой холодной тропе, когда я, направляясь к колодцу. Матрена меж тем пошла на птичник, кормить кур и гусей. Когда я с непривычки медленно выудила ведро из недр колодца, то решила утолить свою жажду. Неловко перевернув ведро, вода широким потоком ринулась через край и окатила ледяным душем мои босые ноги и подол серого платья. Остаток воды пошел на умывание и питье. С внутренним неудовольствием я осознала, что ведро придется закидывать в колодец второй раз.
Когда я вернулась с водой, то Матрена уже торопливо разжигала печь, указав место, куда поставить ведро, она велела мне вымести хату и сени, а также приказала не шуметь, дабы не разбудить ее мужа, безмятежно храпящего на печи. Краем глаза я с интересом наблюдала за быстрыми и опытными движениями полных рук хозяйки, когда она замешивала тесто или закладывала хлеб в печь.
Все, что не поручала мне хозяйка — валилось из рук. Да, и не мудрено — мои мысли были заняты лишь только планом побега. За полдня работы по хозяйству я утвердилась во мнении, что жила в своем времени как в раю и счастливом неведении, что должны были проделывать прабабки, чтобы вести это самое пресловутое хозяйство. На душе стало тоскливо, и чтобы вовсе не расклеиться, вышла в сени и принялась ожесточенно мести пол, невольно вспоминая легкую уборку пылесосом.
