— Пшел! — сказал тихо и недовольно Нетудыхин, перешагнув через собачонку. Кузьма обиделся.
Заслышав шум воды, Захаровна спросила Тимофея Сергеевича:
— И по какому это поводу ты, голубчик, вчера так надрался?
— Трехсотлетие русской балалайки праздновали, — попытался отшутиться Нетудыхин.
— Что? — переспросила Захаровна.
— День учителя отмечали, — ответил Нетудыхин, шумно брызгая водой и делая тон как можно естественней.
— Ая-яй, Тимоша, Тимоша! — сказала Захаровна. — Ты б на себя вчера посмотрел! Ты же на ногах не держался! Если б не этот мужчина, ты б, наверное, и домой не дошел! Разве так можно перебирать? Это ж уму непостижимо!
— Какой мужчина? — весь напрягся Нетудыхин.
— Ну, который тебя доставил-то. Вежливый такой, с бородкой. Директор твой, что ли?
— Кто? — из-за шума воды Захаровну было плохо слышно.
— Директор твой, говорю, что ли. Он директором твоим представился.
— Козел он, — крикнул зло Нетудыхин, — а не директор!
— Да я тоже что-то засомневалась, — ответила Захаровна.
"Вот это да! Вот это влип! Еще чертей мне не хватало!" — подумал в ужасе Нетудыхин.
— А что он еще говорил?
— Да ничего больше, сдал тебя и откланялся.
— Прямо так и откланялся?
— Да. И все извинялся.
"Ух, аферюга! Ух, сволотник! — ругался Тимофей Сергеевич. — И надо же было мне с ним столкнуться!.."
Холодный душ принес ему некоторое облегчение, хотя голова по-прежнему соображала плохо.
— Иди супчику похлебай маленько, — сказала сочувственно Захаровна, завидя его выходящим из ванны.
— Чаю, чаю! — сказал Нетудыхин. — Самого крепкого чаю, если можно. — Вообще-то он столовался отдельно от Захаровны и платил ей только за комнату.
— Не будет тебе чаю, пока не поешь суп! — сказала ультимативно Захаровна. — Знаю я вашу породу: только одни чаи и способны гонять на похмелье.
Пришлось подчиниться. Но, сидя над тарелкой горячего супа, он вдруг с ужасом вспомнил, что вчера из школы он возвращался с портфелем, — где он? Глаза Нетудыхина расширились, ложка, которой он остуживал суп, остановилась.
— Тимоша, — перепугалась Захаровна, — тебе что, плохо?
— Портфель! — почти закричал Нетудыхин. — Где мой портфель?
— Да не волнуйся ты! Цел он, твой портфель, цел! В коридоре под вешалкой стоит.
Нетудыхин выскочил в переднюю — стоит портфель: желтенький, родной, невредимый.
— Фу ты, Господи! — сказал Нетудыхин, облапывая портфель. — Слава Богу, на месте!
— Вот видишь, Тимоша, какой ты был вчера. Даже о портфеле забыл. Нельзя так, голубчик, никак нельзя!
