Музыка загремѣла. Черезъ нѣсколько минутъ дверь ложи, на которую такъ постоянно и пристально глядѣлъ статскій, стукнула и медленно отворилась. Сердце его билось съ невыразимою силою. Въ ложу вошли двѣ дамы: одна лѣтъ 45-ти, одѣтая съ кокетствомъ 20-лѣтней женщины, другая… другая вполнѣ развернувшая блистательность красоты своей, съ бирюзовыми очами, подернутыми поволокою, съ темно-каштановыми прядями шелковистыхъ волосъ, которые прятались подъ небольшимъ беретомъ чернаго бархата. Большая бѣлая роза, приколотая съ лѣвой стороны берета, страстно качалась на стебелькѣ своемъ — будто хотѣла дотронуться до розовой щечки красавицы. Она съ неуловимою ловкостью сѣла въ кресла своей ложи и съ невообразимо-упоителыіои улыбкой небрежно кивнула головкой кланявшемуся ей адъютанту.
— Это она! она! — произнесъ статскій, не стараясь скрытъ своего восторга, дергая адъютанта за его матовый аксельбантъ и не сводя съ нея глазъ.
— По твоему восторженному описанію я тотчасъ узналъ ее. Я не ошибся въ твоемъ вкусѣ. Княгиня Гранатская блещетъ въ кругу петербургскихъ красавицъ, будто луна въ толпѣ звѣздъ, по выраженію поэта!.. Послѣ театра ты у меня — и мы на раздольѣ поговоримъ объ ней…
— Ея мужъ живъ? — произнесъ юноша, съ примѣтно измѣнившимся лицомъ…
Въ эту минуту занавѣсъ поднялся, и два друга разстались. Громскій не успѣлъ получить отвѣта.
Если бы на другой день вы вздумали спросить у нсго, что представляли на сценѣ? Драму, комедію, водевиль или балетъ? Въ русскомъ или во французскомъ театрѣ былъ онъ? — Викторъ вѣрно не могъ бы удовлетворить вашего любопытства. Онъ ни разу не взглянулъ на сцену; онъ не думалъ ни о сохраненіи приличія, ни о томъ, что нѣкоторые, посматривая на него, коварно улыбались, что другія просто смотрѣли на него съ полупрезрительною гримасою, какъ на чудака. Онъ не воображалъ, что на другое утро будетъ продметомъ разговора, игрушкою свѣтскаго пусторѣчія… И что ему было до свѣта? Его свѣтъ, его рай, его жизнь заключались въ ней одной. Она была передъ его очами — и онъ ничего не видалъ, кромѣ ея… Онъ пилъ ея взоры, онъ слѣдилъ ея движенія, онъ хотѣлъ уловить въ измѣненіяхъ лица ея душу. Но она вся казалась ему душою.
Пылающія очи юноши, небрежныя волны его кудрей, дикое вдохновеніе, осѣнявшее чело его, неизысканная, можетъ быть, слишкомъ простая одежда — все заставило княгиню обратить на него небольшое вниманіе… Она навела на него лорнетъ… Съ перваго взгляда онъ показался ей чрезвычайно страннымъ. Эта странность задѣла ея любопытство, а говорятъ, будто бы женщины любятъ все, что выходитъ изъ ряду обыкновеннаго… И княгиня, желая вполнѣ удовлетворить эту слабость, — общую всѣмъ женщинамъ, начиная съ ихъ прабабушки Евы, — начала внимательно разсматривать Громскаго.
