— Вот именно. — Анна кивнула в направлении его машины:
— Послушайте, я не обижусь, если вы быстренько сбежите отсюда. Если они не подсматривают в окна, вас никто не увидит.
— Я совладаю с вашей семьей, — заявил Коул, скрестив руки на груди поверх черного шерстяного пальто.
— Вы не знаете, какая у меня семья, — возразила Анна, упрямо выпятив челюсть.
— Так познакомьте меня с ней, — с таким же упорством возразил он.
Коул собирался взять ее за локоть и проводить до двери, но Анна резко повернулась на каблуках и направилась к дому.
— Прекрасно! — обернувшись через плечо, воскликнула она. — Но не говорите потом, что я не предупредила вас.
Коул шел за ней по тротуару, чувствуя необъяснимое раздражение из-за ее нежелания, чтобы семья приняла их за пару.
Для него уже не имеет значения то, что, пока она не пригласила его на ужин, он старался думать о ней только как о холодном, неприступном боссе.
Но теперь… теперь он начинает воспринимать ее по-другому.
Коул нахмурился, с неудовольствием думая о том, что он не может позволить себе слишком сблизиться с Анной. В противном случае у него может сорваться с языка, что он совсем недавно обрел своего родного отца.
Тогда ее мнение о нем изменится, и он сомневается, что в лучшую сторону.
Особенно, если этот отец — Артур Скиллингтон, владелец и главный исполнительный директор полудюжины магазинов, которые составляют «Скиллингтон Ски Шопс».
Входя перед Коулом в дверь родительского дома, Анна слегка тряхнула рукой, тщетно надеясь освободить свой локоть, который он держал мертвой хваткой.
Неужели этот мужчина не понимает, что он подливает масла в огонь, который и так уже горит ярким пламенем?
— Отпустите! — прошипела она, но, по-видимому, недостаточно громко, чтобы заглушить гул разговоров и рождественских песнопений, доносившихся из музыкального центра в гостиной.
— Что вы сказали?
Коул наклонил голову так низко, что она ощутила на щеке его теплое дыхание.
— Я сказала… — начала Анна, но ход ее мыслей мгновенно прервался, когда Коул наклонился еще ниже.
Ее пульс немедленно откликнулся такой частой дробью, что ей бы позавидовал маленький барабанщик в рождественском гимне. Коул усмехнулся, и в его глазах вспыхнули огоньки. Неужели он догадался, как странно она чувствует себя в его присутствии?
— Анна, кто там с тобой?
Голос матери был так силен и пронзителен, что серебряные рождественские колокольчики стыдливо умолкли.
Анна отпрянула от Коула, чувствуя, как яркая краска стыда заливает ее лицо, хотя стыдиться ей было совершенно нечего.
