Петр Глотов, ловкий, как сатана, круто поднял широкогрудого жеребца на дыбы и саданул агитатора обухом шашки. Урядник сковырнулся с седла, запутавшись в стременах. Это спасло его, ибо за "такие же, как и мы" сотня изрубила бы его тут же. Правда, сгоряча Спиридон чуть не стоптал Глотова, но это станичники понимали - своя кровь.
Подъехала дрезина с хозяевами дороги. Боясь кровопролития, они согласились с требованиями рабочих. За эту победу заплатил один Михей багровым рубцом на голове. Сотня, не обнажив клинков, тронулась на рысях в станицу. Не все слышали слова Михея. Не все верили, что он в здравом уме. Однако его обезоружили и посадили в седло задом наперед.
Доложили атаману. Никита Гарцев перепугался - дело нешуточное помчался в полицейскую часть на курс. Жандармский ротмистр играл в вист у полковника Невзорова. Гарцев позвонил у ворот д о м а в о л ч и ц ы. Его впустили. Он проковылял на костыле в гостиную, оставляя три следа на коврах. Игроки выслушали атамана, досадуя, что игра прервалась.
- В тюрьму! - процедил ротмистр в голубом мундире. - В Сибирь!
- Зачем? - удивился козлобородый во фраке директор курортов. Повесить. Вниз головой. На площади.
- У него дед герой, - недовольно поморщился Невзоров. - Дядя крестный отец императора. Даю голову на отсечение - он был пьян.
- Пусть будет по-вашему - вы здесь хозяин, - сказал ротмистр.
- Урядника снять, признать слова пьяным бредом, публично выпороть! жестко сказал Невзоров. - Ступай, атаман. Постой, выпей-ка чарку на дорогу. Ваш ход, ваше сиятельство...
Так благодаря заступничеству Невзорова Михея Есаулова не повесили, не сослали в Сибирь, он остался в станице.
Рано утром Михея по снежку вывели из холодной. Привели на площадь. Раздели донага. Привязали ремнями к станку, похожему на виселицу, в которой ковали коней и быков. Положили рядом кнуты, смазанные дегтем, чтобы лучше прилегали. Площадь была восьмиугольной звездой.
Из всех углов улиц валил народ.
Едва показалась над Машуком алая краюха солнца, начали бить в три кнута. Бить мог каждый, кроме, разумеется, неказаков. Двое гласных, Моисей Синенкин и Исай Гарцев, приставлены следить, чтобы не засекли насмерть, не повредили глаз, ушей и детородного члена. Так распорядился его покровитель полковник Павел Андреевич Невзоров.
Петр Глотов начал первым, по чину. Он порол своей плетью с медными жилками-змейками - и только под этой плетью вскрикивал Михей. В толпе, стоял кустарь Денис Коршак. Михей сцепился с ним глазами и, кусая губы, молчал. Дядю Анисима Луня самого еле отогнали арапником - засек бы в экстазе. Сек нищий Гриша Соса, которому Михей часто выносил хлеб и вино. Сек Аввакум Горепекин, каторжанин. Порывалась сечь отступника какая-то баба, ее не допустили - тут наука, а позорить казака нечего.
