Смотрит Глеб на быстро бегущую четверть луны в облаках.
- И свет поглядим, я дальше станицы нигде не была...
- Такое городишь! Как же я, Терского Войска казак, запишусь в донцы? Хорошо там, где нас нету. На месте и камень обрастает.
- Мохом да лишаями.
Это опять обозлило Глеба.
- Мне коня на службу справлять, а ты, ровно голь перекатная, босая сила, бежать в одной юбке хочешь. Да вы сроду у чужих людей работали, хлеба вволю не наедались, а наш дед четыре ковра привез из Персии, а у дяди Самсона Харитоновича, что камер-казаком был, шашка вся в золоте!
Полоснул по сердцу. Заплакала от обиды за свой род, по-детски растирая слезы кулачком.
- Неправда, и мы живем не хуже людей, а что я была в поломойках, так и ты батрак на мельнице. А ковры ваши персидские дед пропил!
- Брешешь! Он их шашкой порубил - жена довела.
- Ну порубил - тоже в дело произвел!
- А у вас и рубить нечего!
- Братец Антон офицером будет!
- Наш Спиридон уже офицер - хорунжий!
С шумом слетел с балагана бурьян, пронзил ветер, нанес снежную крупу - по земле зашуршало.
Мария, не победившая в споре двух родов, вяло встала:
- Пойдем, не ела я с утра...
- Сходи, значит, к бабке, денег я дам...
- Страшно! - с плачем упала ему на руки, оказавшиеся ненадежными. Не любил ты, баловался. Отошло лето красное...
Снег падал гуще, стал виден зимний сад - тоненькие прутики чернеют на белом. Глеб провожал Марию далеко, пока не отошли от речки, - сиганет еще, не дай бог, в кружило под "шумом", крест на всю жизнь. А когда остался один на углу, еще горше стало: не мил белый свет, ничего не радует без нее. Догнать, не отпустить, вести к своей матери, насмерть стоять с ружьем в дверях, бежать в Чугуеву балку, к Дону великому!..
Тонкий стебелек тени растаял. С ненавистью вспомнил хитроусое корявое лицо Трофима. Заторопился домой - можно еще подкинуть быкам сена по навильнику.
Зима наконец пришла, под новый год.
Глотовы не отступались. Синенкины людей не обманывали, сказали, что Мария в положении, случилась беда-грех: какой-то пьяный барин на курсу снасильничал девку. Петр Глотов только скрипнул зубами - значит, такая его планета, и даже как будто влюблялся в Марию больше. Впервые он увидел ее в церкви, и она запала ему в душу. Длинные языки донесли, какой "барин" попортил девку. И это не угомонило Петра, а как бы еще распалило сватать. Такая настойчивость Синенкиным понравилась. Теперь и дед Иван уговаривал внучку идти за мелкокостного, пожилого сотника и кидал перед ней две главные карты в этом замужестве.
