В зимний день, когда мы сидели в жарко натопленном и прокуренном классе, а за замерзшими окнами светило солнце, наш ректор мог вдруг сказать: «Ребята, здесь вонь стоит страшная, а на дворе светит солнышко. Ну-ка, пробегите наперегонки вокруг дома, только сначала откройте окна настежь!» Или в пору, когда мы, кандидаты на земельный экзамен, были перегружены специальными работами, он неожиданно пригласил нас наверх, в свою квартиру, и там мы увидели в особой комнате огромный стол, а на нем множество коробок с оловянными солдатиками, которых мы разделили на армии и выстроили в боевые ряды, а когда началось сражение, ректор пускал в батальоны торжественные клубы дыма из своей трубки.
Прекрасное проходит, и прекрасные времена долго не длятся. Вспоминая о гёппингенском времени, о единственном коротком периоде моего учения, когда я был хорошим учеником, чтил и любил учителя и всерьез отдавался делу, я неизменно возвращаюсь памятью к летним каникулам 1890 года, которые я провел дома, у родителей в Кальве. На каникулы нас не обременили никакими школьными заданиями. Зато ректор Бауэр обратил наше внимание на «Правила жизни» Исократа, помещенные в нашей греческой хрестоматии, и сказал нам, что в прежние времена кое-кто из лучших его учеников выучивал эти правила наизусть. На усмотрение каждого предоставлялось, последовать этой подсказке или нет.
От тех летних каникул у меня осталось в памяти несколько прогулок с отцом. Мы проводили иногда послеполуденные часы в лесах вокруг Кальва; среди старых пихт было вдоволь черники и малины, а в просеках цвел дербенник и летали летние бабочки, адмиралы и вакессы. Сильно пахло смолой и грибами, и случалось видеть косуль. Я бродил с отцом по лесу, и мы устраивали привалы где-нибудь среди вереска на опушке. Иногда он спрашивал меня, насколько я продвинулся с Исократом. Ибо каждый день я сидел над книгой и учил наизусть эти «Правила жизни». И поныне начальная фраза Исократа – единственный кусок греческой прозы, который я знаю наизусть. Эта исократовская фраза да несколько гомеровских стихов – последние остатки всей школьной греческой учености, которые у меня сохранились. Кстати сказать, одолеть «Правила» целиком мне не удалось. Дело не пошло дальше нескольких десятков фраз, которые я выучил наизусть, некоторое время держал в уме и когда угодно мог повторить, пока они с годами не потерялись и не пошли прахом, как все, чем когда-либо обладает и что считает своим достоянием человек.
