И вдруг он отвернулся. Повернулся к ней спиной, и еще руками на бортик оперся, будто ему все равно. Большими загорелыми руками в золотом пуху и веснушках, заметно вздрагивающими, словно от напряжения. Бросил ее одну!
Это ведь Полынь! Никто никому ничего не должен. Ты уже видела, что бывает в Полынь с постылыми женами. И сама-то час назад носилась, как менада, опьяненная свободой, и разве думала тогда, что вернется в свой-каждый-день? Ведь нет, ведь сидя с мальчишками у костра, желала остановить мгновение, остаться в нем, как в куске янтаря, пусть даже и в Полыни.
Ты меня больше не любишь?
Разве бывает мысль ничтожнее и глупее?
В Мардж, словно кусок стекла, вонзился осколок боли — в грудь и насквозь, но она все бежала по замкнутому кругу. Она поняла. Ей не хватило страха. Дерек ей помог. Если бы не поняла, если бы поверила — оно бы сработало. А так — те же лица, та же яма, а холодное стекло, проткнувшее ее, истаяло, как лед, и вместо него клубился сухой жар, опалявший и скручивавший внутренности. Делай что хочешь, публика точно знает, что ты ей должна. Публика хочет получить свое, а времени еще достаточно.
Колени подогнулись, но Мардж удержалась на ногах, вцепившись в Люция обеими руками. Эльфик оттиснул ее к бортику, а сам стал меж нею и выродком. Потом они услышали удар и крик.
— Э! — орал кто-то из Поганцев. — Мужик, что за гнусь? Убирайся с арены!
— Полынь, — ответил Рохля, подбирая с арены пику-стрекало. — Имею право. Как этой штукой?… А ну, пошел прочь!
Видимо, он свалился с бортика прямо на голову неосторожному блюстителю, таким нехитрым способом одновременно и нейтрализовав его, и разоружив. Выродок, получив укол не в спину, а в грудь, принял вид до крайности обиженный: чудищу казалось, что концепцию он уже понял.
Братцы возмущенно перегнулись со своих мест и жестикулировали:
— Зрители заплатили деньги и хотят увидеть кровь!
— А что мешает? — Дерек поудобнее перехватил копье, грозя острием второму блюстителю, который оказался парнем понятливым и встал в сторонке. Рохля сделал несколько шагов, и Мардж увидела перед собой его широкую спину в зеленой куртке. — Напоминаю правила Полыни. Каждый может убить каждого, и никто не должен ему помешать иначе как по собственному желанию и на свой страх и риск. Выражаю такое желание и принимаю риск.
— Подстава! — заорал кто-то в зале. — Это Поганцы слабину дали! Он нанятый!
Зал загудел, выражая общее неодобрение Поганцам.
— Сейчас все сюда полезут, — бросил Рохля Люцию. — Продержимся пять минут?
