Впрочем, Большая Мадемуазель была не настолько глупа, чтобы вполне обмануться и этой игрой, и планами Генриетты Марии в отношении своего сына. «Я сразу поняла, — вспоминает она, — что королева английская хочет всех убедить, будто принц в меня влюблен». Ясно, что это не так, но, если он сам не желает подумать о своем благополучии, Генриетта Мария сделает это за него. При этом она, как всегда, переигрывала, и царственная француженка с нескрываемым удовольствием вспоминает, что видела английскую королеву насквозь «с того самого момента, как она поведала, что ее сын только обо мне и говорит». Генриетта Мария хотела заставить Мадемуазель поверить, будто она как раз во вкусе принца и что, если бы не материнская забота о приличиях, Карл «не выходил бы из ваших апартаментов». Его вздохи, намекала королева, имеют и политическую подоплеку. Он в отчаянии от смерти супруги императора Священной Римской империи, ибо очень боится, что у него появился сильный соперник в борьбе за руку Мадемуазель. «Я не прерывала королеву, — вспоминает та, — но и не верила ее словам, во всяком случае в той степени, в какой ей, наверное, хотелось бы. Допускаю, что принц оказался бы лучшим ходатаем по собственным делам». Но Карл хранил мудрое молчание.
Однако роль приходилось играть. Парижская аристократия коротала время в балах, балетах, празднествах, и Карл их прилежно посещал. Однажды нечто в этом роде устраивала чета Шуази. Среди других были приглашены Генриетта Мария с сыном и Мадемуазель. Предвкушая открывающиеся возможности, королева заявила, что сама приведет в порядок неподатливую прическу Мадемуазель. Карл же, выказывая подобающие чувства, будет, словно какой-нибудь паж, держать канделябр. Нацепив орден Подвязки, меч с эфесом, украшенным бриллиантами, и бант с геральдическими цветами Мадемуазель — черным, белым и алым, принц играл свою роль с врожденным мастерством. Тем временем его «возлюбленная» с восторгом рассматривала себя в зеркале. «В тот вечер, — вспоминает она, — я была бесподобна, кто только не повторял, что моя прекрасная фигура, лицо, белая кожа, великолепные волосы затмевают драгоценности, которыми я была увешана с головы до ног».
Экипированная таким образом, Мадемуазель появилась у Шуази, где в портике ее уже поджидал Карл. Когда она остановилась у зеркала поправить прическу, он посветил ей, а затем повел в бальный зал, где не отходил от нее ни на шаг. Все это прекрасно, но внезапное появление принца Руперта Рейнского нарушило идиллию подлинной любви. Руперт предложил Карлу свои услуги в качестве переводчика, заметив при этом, к полному изумлению Мадемуазель, что принц Уэльский понимает все, что она произносит, хотя сам по-французски не говорит. Когда бал закончился и заинтригованная царственная юная дама вернулась в Тюильри, у ворот она вновь обнаружила своего печального возлюбленного. Он поджидал ее с обнаженной головой. «Галантность его была столь беспредельна, — вспоминает Мадемуазель, — что о ней ходили легенды».
