В сущности, сестра не уступала ей в способностях, но Салома предпочитала во время занятий наблюдать за птицами за окном или смотреть на детей санов, поливающих газон. Когда Сендрин обращалась к ней, Салома сразу же снова становилась внимательной, в большинстве случаев даже давала правильный ответ; но это не могло ничего изменить — она была мечтательницей. Возможно, она предавалась безобидным девичьим фантазиям, вероятно, думала о своих лошадях, на которых она и ее сестра ежедневно совершали верховые прогулки. Однажды Салома призналась Сендрин в сочинении собственных историй, которые она никогда не записывала — из страха, что они могут утратить все очарование, присущее им в ее мечтах.
То, что Салома, в отличие от Лукреции, по-прежнему не проявляла особого интереса к местным легендам, говорило о невинности и бесхитростности ее мечтаний. Этому соответствовало и ее поведение: в пронизанном солнечным светом мирке Саломы не было, казалось, никаких опасностей, угроз и темных сил. Для нее весь мир вращался вокруг верховой езды, развлечений и дружеской болтовни.
Валериан, у которого к прибытию Сендрин выпало несколько свободных от службы дней, снова вернулся в Виндхук, где в форте размещалось его воинское подразделение. Он ночевал в гарнизоне и в усадьбе не показывался. Сендрин радовалась, что избавилась от присутствия Валериана; его надменность была ей неприятна, почти так же, как и его взгляды, иногда вызывающие, иногда любезные, но всегда бесцеремонные, которые он бросал на нее при каждом удобном случае.
Адриана она видела редко. После первой и единственной беседы в ее комнате он больше ни разу ее не побеспокоил, и она уже мечтала о том, чтобы он побеседовал с ней еще раз и больше рассказал об этой стране и ее прошлом, о том, о чем не говорилось в книгах по истории. Первое время она хотела обратиться к Мадлен с вопросами о мистической смерти семьи Селкирков, но не решилась. Определенно, той не понравится, что Сендрин узнала правду — если это было правдой, — и Сендрин не хотела, чтобы у Адриана возникли сложности в отношениях с матерью.
Она спрашивала себя: что он делал целыми днями, как проводил время? Девочки рассказывали ей, что он часто бродил по виноградникам — факт, означающий, вероятно, лишь то, что он был дружен с некоторыми чернокожими, работающими там. Вполне возможно, что какое-то время он проводил в селении туземцев за горой. Иногда она видела, что он отправляется на тележке, запряженной лошадьми, в направлении Виндхука, постоянно пренебрегая при этом советом Валериана никуда не ездить без охраны. Каждый раз Адриан сидел на облучке один, без вооруженных сопровождающих и, насколько ей было известно, никогда не имел при себе оружия. Что такого было в Виндхуке, что оправдывало долгий путь туда и обратно? Об этом она ничего не знала. Девочки тоже ничего не рассказывали ей об этих поездках. У Адриана там есть друзья, — это все, что им было известно. Вероятно, возлюбленная, — заподозрила Сендрин и почувствовала при этом легкую зависть. Никакой ревности, Боже сохрани! Только легкий укол при мысли о том, что у него есть то, от чего она сама вынуждена была отказаться.
