Не только открыт был бар, но и большая плазменная панель работала на полную громкость; политически грамотная часть туристов сгрудилась за ближайшими к панели столиками и напряженно внимала тревожному голосу дикторши, перемежаемому артиллерийской канонадой, короткими пулеметными очередями, стонами, женским воем и детским плачем синхрона.
Андрей Николаевич пошлепал по барной стойке пухлым портмоне, привлекая внимание широкоплечего красавца бармена, впившегося в экран вместе с ранними посетителями. Никто ничего пока не заказывал — большинство туристов сбежались на знакомый телевизионный голос — новости с фронта посмотреть перед беззаботным экскурсионным днем. Дмитрий (так значилось на прикрепленной к белоснежной рубашке бармена карточке) нехотя, но вежливо повернулся к Петрову, одним ухом в телевизоре, другим к клиенту.
Андрей заказал «американо» без сахара, но с лимоном и бутылочку «Перье». Устроился удобно в дальнем углу бара, у панорамного большого окна, попробовал кофе — не высший класс, но терпимо — и закурил, поглядывая на воду, на чаек, на легкие, белесоватые облака. День обещал быть жарким. За соседним столиком присела уже знакомая пара — высокий лысоватый «профессор» с пузиком и его молодящаяся супруга-брюнетка. Вот они-то, несмотря на ранний час, сразу потребовали у Димы освежающий коктейль с мятой, дружно закурили, дружно отпили по большому глотку из затейливо изукрашенных барменом фужеров, одновременно вытащили платочки и стали утирать мгновенно вспотевшие от алкоголя лица, продолжая свой бесконечный диалог:
— Нет, Кира, ты только посмотри, что западные СМИ творят! Они ведь лгут, совершенно по-геббельсовски лгут, начиная со вчерашнего дня! Вот ты все время говоришь, что нашей прессе надо брать пример с объективности и оперативности мировых информационных агентств, но ведь они лгут, совершенно бессовестно лгут! Лгут, лгут, лгут! — изящная для своих лет дамочка для усиления фразы трижды энергично проткнула воздух длинной тонкой сигаретой, с которой тут же соскочили и устремились вверх три совершенно ровных сиреневых колечка.
Кира привычным жестом расстегнул на мохнатой седой груди льняную, уже промокшую от пота рубашку и жадно прикончил «Мохито». Затушил раздраженно окурок, закурил новую сигарету, рассерженно меча молнии сквозь элегантный блеск модных очков и смолчал обескуражено. Петров даже улыбнулся про себя, у бедного профессора был вид человека, внезапно потерявшего веру в человечество. Новостной выпуск закончился, бармен переключил спутник на музыкальный канал, но бар тут же опустел, никто не торопился заказывать дорогой кофе или спиртное с ресторанной наценкой. Новости посмотрели и ушли на пристань, даже не обсуждая между собой увиденное. Никто еще не успел перезнакомиться толком, и боялись, наверное, люди перед незнакомой публикой сказать, что думают о войне на самом-то деле.
