Работа Ю.Голубца при том, что сам перевод очень хорош, далека от завершенности: огромный объем не позволил исследователю отшлифовать свой труд и снабдить его комментариями. Это действительно обидно, ибо читать Нонна без примечаний крайне затруднительно.
А читатель должен знать, какой именно источник использует поэт в той или иной части своего сочинения, кого цитирует или имитирует, откуда берет то или иное выражение и т.д. Поэма Нонна огромна, но значима в ней каждая мелочь.
А огромна она просто катастрофически: состоят из 48 песней и по объему приблизительно равны и взятым вместе (в обеих гомеровских поэмах их по 24). Видимо, для Нонна важен именно объем всего Гомера – таким образом он указывает на значимость своей задачи.
Гекзаметр у Гомера то звенит, то стонет, то переходит на шепот, но при всех остоятельствах остается безупречным. Поэтому очень просто учить наизусть. (Когда студентам впервые задают выучить 50 строк из Гомера по-гречески, им кажется, что это невыполнимо. Однако очень быстро оказывается, что ничего трудного в таком задании нет: ведь эти стихи создавались, чтобы запоминаться и жить устно, в незаписанной форме. В них есть много сходного с музыкой, которая тоже запоминается и звучит в памяти вне зависимости от того, знаем мы ее по нотам или нет.)
Другое дело Нонн – его поэма написана для чтения по книге, поэт собрал здесь о Дионисе все, что мог, и изложил иногда удивительно красиво, а иногда сознательно игнорируя красоту слога, поэтому учить ее на память просто невозможно, а читать – трудно, особенно первые страницы.
Взяв в руки толстый том объемом в 540 страниц, читатель подумает, что дочитать его до конца невозможно. И ошибется. С каждой страницей чтение Нонна становится все более увлекательным. Оказывается, что здесь в рамках одной поэмы соединяется в одно целое все, что было создано греками до Нонна в течение полутора тысяч лет: жестокость гомеровской, ее так называемый антипсихологизм и психологическая напряженность Еврипида, увлекательность и нежность Аполлония Родосского, предельный эротизм эллинистической эпиграммы и первобытная стихия мифа.
При этом иногда начинает казаться, что перед нами вообще не поэма, а роман, написанный гекзаметром только для того, чтобы создать в тексте внутренний ритм, как делал это в своих романах Андрей Белый. До конца не ясно, читал ли Нонн на латыни, но следы влияния Овидия на его текст заметны и невооруженным глазом…
