Тогда лев, лежащий на вытертом ковре в холле первого этажа, ненадолго поднял голову и вздохнул. За дверью раздались голоса.
— Похоже, он совсем плох, месье. Ветеринар уехал час назад, месье, и он говорил, что сделать уже ничего нельзя — Гийом слишком стар… Львы, как он сказал, столько вообще не живут.
— Мы знали, что это должно случиться, Луи. Он ел что-нибудь?
— Сегодня ни крошки, месье.
— Ну что ж, заставить его нам вряд ли удастся…
Скрипнула дверь — темная, выкрашенная некогда коричневой краской, давно уже растрескавшейся от старости и сырости. Лев поднял веки и глянул на вошедшего. Высокий мужчина в шуршащем плаще и клетчатой кепке, не раздеваясь, присел возле зверя на корточки. Его рука, обтянутая желтой автомобильной перчаткой, ласково коснулась все еще густой гривы.
— Как ты, дружище?
Бернар Брезе, парижский финансист и подрядчик, обожал цирк с детства. Его отец, известный в свое время художник-иллюстратор, любил путешествовать с сыном в автомобиле — и стоило их маленькой «симке» въехать в очередной городок, намеченный для ночлега, Бернар тут же принимался ерзать на заднем сиденье.
— Знаю, знаю, — добродушно ворчал отец, — сейчас спросим у портье в гостинице. Они всегда все знают.
И если в городке по случаю оказывался один из бродячих цирков, во множестве колесивших по дорогам прекрасной — той еще, действительно прекрасной — Франции, они обязательно шли смотреть представление. Конечно, Бернару нравились и акробаты, выделывающие невероятные фокусы под полосатым куполом шапито, и маги, невесть как выуживающие золотые часы из карманов восхищенных буржуа в первом ряду, но по-настоящему счастлив он бывал лишь тогда, когда в составе труппы оказывались укротители диких зверей. Однажды в Реймсе ему посчастливилось увидеть выступление знаменитого в те годы немца Райнхарда Гольца. Как завороженный, смотрел он на пару львов, стремительно повинующихся каждому щелчку бича дрессировщика — длинного, кажущегося из-за своей худобы неловким, мужчины в черном кожаном костюме. Когда представление закончилось и Гольц заставил своих львов поклониться публике, Бернар вдруг понял: один из них, тот, что стоял слева, смотрит прямо на него. И в глазах могучего льва мальчишка прочел муку…
В тот день Бернар дал себе слово стать дрессировщиком — но не таким, как Гольц, а другим… Он хотел, чтобы львы, грациозные и безжалостные, ощутили его своим другом, приняли в стаю, признав его силу не из страха боли: иначе. Правда, пока он еще не знал как… Оказавшись в Париже, Бернар попросил родителей купить ему кота.
