Жандарм внимательно выслушал Дмитрия Петровича и вместо ответа показал ему список книг, прочитанных Калининым в тюрьме. Дождался, пока генерал внимательно ознакомится с добросовестно составленным реестром, и произнес многозначительно:
— А вы говорите — несознательный!.. Приходила и «Елена Петровна». Ее арестовали несколько раньше Калинина, но вскоре выпустили.
— Побойтесь бога, — говорила она начальнику жандармерии, — Калинин — рядовой рабочий, а вы его в тюрьме держите!
Хмурый жандарм даже глаз не поднял.
— Не беспокойтесь, таких, как вы, он десятерых на ниточку навяжет и поведет за собой.
Однообразие тюремной жизни Калинина нарушали только вызовы на допросы. Следователь, молодой еще мужчина, с важным видом повторял одно и то же: назовите сообщников, главарей, назовите…
Калинин молчал. Иногда отвечал нехотя:
— Да, я убежденный социал-демократ… действовал один… виновным себя не признаю…
Равнодушно слушал уговоры повиниться, раскаяться, снять грех с души, а сам краем глаза читал лежащую на столе справку. Перевернутые буквы читать было трудно, но можно. «Дознанием установлены сношения Калинина с другими обвиняемыми, а также устройство в своей квартире сходок, на которых одна из обвиняемых («Елена Петровна»!) читала приносимые с собою нелегальные издания и давала по содержанию их объяснения.
По обыску у Калинина были обнаружены сочинения тенденциозного характера…»
Калинин молчал и, наконец, был вознагражден за свою выдержку.
12 апреля 1900 года ему было объявлено: он освобожден, жить в Петербурге ему впредь не дозволяется, но он волен выбрать себе место для постоянного поселения.
Калинин выбрал Тифлис.
Пять последующих дней прошли как в лихорадке. Надо было восстановить подпольные связи, уточнить явки, адреса для переписки.
Семнадцатого апреля Михаил Калинин выехал на родину, в Верхнюю Троицу.
Ноги сами несли к родным местам, к берегам Медведицы. Вот она, родная река, старый, покосившийся домишко! И мать на пороге, предупрежденная о приезде сына вездесущими ребятишками. Обнялись. Мария Васильевна глядела на сына со слезами на глазах. Побледнел, постарел.
Смущенно вытирала краями платка глаза, ее-то ведь тоже жизнь не украсила.
Отец лежал больной. Сестра Надежда замуж вышла. Брат Семен в город жить уехал. Девятилетняя Прасковьюшка кружилась по избе, не понимая, что это за кутерьма вокруг чужого дядьки. Последний-то раз видела его, когда лет пять было. Отец спросил:
— Надолго ли?
Михаил объяснил, что и как.
