— Возьми мел, — приказал Склянкин, напиши что-нибудь.
Сакен в недоумении умоляюще посмотрел на Марфу Тимофеевну. Что такое мел, он не знал. И учительница забыла ему объяснить. Николай Романович показал Сакену на предмет, напоминавший белый камень. Сакен решительно подошел к доске. Он слышал, что на доске пишут. Но неужели этим белым камнем? Сакен осторожно взял мел и держал его, словно боялся, что он взорвется у него в руках. Попробовал выводить буквы А, Б, В. Выходит. Написал: «Я хочу учиться». Написал без ошибок.
Нервы Марфы Тимофеевна не выдержали, она прослезилась. Николай Романович одобрительно похлопал Сакена по спине. Теперь двери школы были открыты.
Счастливые дни начавшейся учебы были омрачены смертью Марфы Тимофеевны. Лаврентий Сергеевич и маленькая Леночка — приемная дочь — никак не могут оправиться от утраты. Когда-то светлая, просторная квартира без старой учительницы выглядит мрачной, неуютной. Если до сих пор уделом Сакена была уборка двора, то теперь ему пришлось взять на себя обязанности и домохозяйки. Он готовит обед, прибирает квартиру. В школе на время забывается, возвращается домой — и снова наваливается печаль.
Глубокой осенью приехал Сейфулла. По казахскому обычаю выразил соболезнование Лаврентию Сергеевичу. Но после нескольких слов они замолчали. О чем говорить? Сейфулла считал нетактичным и неуместным начать сейчас разговор о дальнейшем пребывании Сакена в этом доме. В такие трудные и грустные дни не следует Сакену оставлять эту семью.
Лаврентий Сергеевич угадал мысли Сейфуллы.
— Привыкли мы к Сакену, да и он к нам, наверное. Но что же делать — Сакенчику нужно учиться. А готовить уроки и ухаживать за нами — слишком много забот на одни плечи.
— Нет, тамыр, такой горе — мы не оставит беде. Сакен большой, будет жить и учиться у тебя.
— Я знаю, вы, казахи, народ сострадательный. Но, тамыр, не нужно мешать Сакену. Пусть Сакенчик учится свободно, не зная забот и горя. Нам, старикам, умирать, а им жить.
Однако Сейфулла стоял на своем.
— Твой жинка был хороший человек. Она ушел. Мой сын отсюда никуда не пойдет. Нет, тамыр. Живите вместе, что ты кушаит — он тоже, что ты работаит — он тоже.
И, решив, что дело улажено, Сейфулла молча вышел из дома, да с тем и уехал в свой родной аул.
Прошла зима. А в начале лета Лаврентий Сергеевич отправился куда-то на Урал.
Сакен переехал на квартиру знакомого почтовоза Тунгышбая. И напрасно!
Жена Тунгышбая заставляла Сакена работать день и ночь. Посылала за водой, заставляла даже стирать пеленки для новорожденного. Все было бы полбеды, но она без конца бранила Сакена, унижала, а иногда даже кидалась на него с кулаками. Во время еды смотрела Сатану в рот так, что даже чай застревал у него в горле. Сакен похудел, стал мрачным. Когда выдавались свободные минуты, уходил из дому и бежал в кузницу, где работал знакомый кузнец Ибрай. Здесь все было необычным. И грохот молотов, и жара раскаленного металла, и бесконечная песнь Ибрая. Он сам придумывал новые слова к старым мотивам. Когда он пел, его подручные Асан, Усен, Арын затихали. Жадно слушал кузнеца и Сакен. Однажды Ибрай обратился к Сакену:
