— Вы должны догадываться, с какою целью ввел меня к вам в дом стольник. Что вы об этом скажете?
— Ну, а вы? — спросила она. — Мне не приходится первой объявлять свое мнение?
— Я был бы счастлив, если бы стольник достигнул цели своей. Я был бы счастлив, — повторил Собеслав тихим голосом, как будто эти неуместные слова обожгли ему губы, и он подавил в груди глубокий вздох о Люблине…
— Признаюсь вам, — сказала Клара, — что вы мне нравитесь. Вы не любите пьянствовать — это важное достоинство в моих глазах, потому что пирушки эти сидят у меня, как кость в горле. Вы молоды еще, приличны, рассудительны, говорят, богаты. Чего же больше могу желать я?
— Очень благодарен. Итак, я могу…
— О, погодите, погодите! Вы не знаете меня и не понимаете, какое бремя берете на свою шею. Во-первых, мы совсем небогаты, даже я думаю, что отец скоро будет принужден поселиться у зятя; следовательно, и наши пирушки перейдут к нему. За мной нет никакого приданого, кроме некоторых вещей моей покойной матери. Но это еще ничего; важнее всего, что я не та на самом деле, чем, может быть, кажусь в ваших глазах. Я привыкла быть госпожою в доме.
— И вы будете ей у меня.
— Я тружусь, но по собственной воле, ни у кого не спрашивая. Я довольно упряма.
— Полно, вы на себя наговариваете!
— Нет, пан Секиринский, это сущая правда. Наконец, хоть мне и тяжело в этом признаться, мне уже тридцать лет.
— Я старее вас.
— Так, но для девушки тридцать лет — это уже слишком. Согласны ли вы взять меня со всеми этими недостатками?
Собеслав рассмеялся и поклонился, но в сердце у него что-то болезненно зашевелилось.
— И с отцом, и с братом?
— Хотя бы и с ними.
— Надобно об этом хорошенько подумать, потому что они скоро на вас насядут. Мне кажется, что великие надежды на наш теперешний процесс кончатся ничем. Итак, вы видите, что предстоящая женитьба — не Бог знает, какое счастье. Ну, теперь скажите мне откровенно, что у вас есть и в чем состоит ваше богатство, о котором стольник так много нам разглагольствует.
Секиринский, платя откровенностью за откровенность, рассказал ей обо всех обстоятельствах, пропустив только жизнь свою в Люблине, о которой упомянул слегка, в нескольких словах.
— Ну, если вы решаетесь на все, — сказала Клара, подавая ему руку, — то поговорите с моим отцом, и я охотно соглашаюсь, потому что правду сказать, это для меня довольно неожиданное счастье.
Стольник узнал от Собеслава об этом объяснении с неописанного радостью и, пригладив лысину и усы, отправился к Маржицкому, которого нашел за бумагами с адвокатом Панцеринским. Не выдержал старик и тотчас же отвел в сторону пана Себастьяна.
