Васильев облизнул пересохшие губы. Ему самому вдруг показалось нелепым предположение, что хрупкая, хорошенькая Феня спокойно помогает убивать Конигина, пусть даже когда-то он невольно и оскорбил ее женское самолюбие.
Полковник продолжал сосредоточенно:
— Так вот, о мотивах убийства. Слишком уж демонические страсти! Девушка такого темперамента не сидела бы за буфетной стойкой, а строила бы свою жизнь по-иному. Ваше предположение, что Нестеренко нужно было огнестрельное оружие, а Феня, учтя это, использовала его как слепое орудие, — неубедительно. Для чего Нестеренко мог потребоваться пистолет? Он не деклассированный элемент, а рабочий, и хороший рабочий. Правда, выпивает и нрава непокладистого. Но разве один он этим грешит? Вы сами говорили, что в столовой было много подвыпивших! Что же до таких черт характера, как грубость и самомнение, то они могут быть и плодом плохого воспитания, и результатом каких-то жизненных неудач. Правда, такие люди, оторванные от коллектива индивидуалисты, скорее могут стать орудием в чьих-то руках. На их слабых струнках легче играть.
— Что же я должен делать, товарищ полковник? — спросил капитан удрученно. — Снова собирать доказательства?
— Вы должны осторожно допросить обоих, не прибегая к такой крайней мере, как арест. Придумайте для этого любой предлог. Скажите, что опрашиваете всех, кто знал Конигина, или что-либо другое. Рекомендовал бы сначала поговорить с Феней… кстати, как ее фамилия?
— Чумакова.
— Так вот, рекомендую сначала поговорить с Чумаковой. Женщины зачастую более эмоциональны и поэтому скорее себя выдают. А пока — продолжайте наблюдать за обоими. Коль на них упала тень подозрения, надо либо снять ее, либо доказать их виновность. Завтра же с утра займитесь Феней. Или днем, как будет удобнее. Вызовите ее, когда Нестеренко будет на работе.
— Будет исполнено, товарищ полковник!
— А теперь отдыхайте. Мы с майором тоже сейчас отправимся на покой.
* * *
Хрупкая пышноволосая девушка смотрела на капитана Васильева со смешанным чувством удивления и тревожного ожидания.
Как вести себя с Феней Чумаковой, капитан обдумал заранее, но сейчас ему пришла новая мысль: начинать не с вопросов, а заставить девушку разговориться.
Он не спеша прикурил, потянулся к стоящей на краю стола пепельнице, чтобы бросить в нее обгорелую спичку, и, словно невзначай, отодвинул локтем лежащий на столе листок бумаги.
— Моя приколка! — воскликнула девушка и растерянно взглянула на Васильева. — Но… почему она у вас?
