Неожиданным оказывается также и то, что в этом лагере все обращаются друг к другу по званиям. Исключение составляет лишь лейтенант Азаров, которого называют просто старшиной.
— Фогт говорит нам, — усмехаясь, поясняет Азаров, — «Я хочу, чтобы русский официр был тут, как в своя родная воинская часть». Устроил даже гауптвахту, на которую приказывает сажать тех, кто, по его мнению, недостаточно уважительно относится к старшим по званию.
— И вы разыгрываете перед ним эту оперетку?
— Тех, кто не хотел ее разыгрывать, Фогт отправил в лагеря смерти. Ну, а те, кто остался, вынуждены притворяться, что им все это даже нравится.
— А сколько же вас тут всего? — спрашивает Бурсов.
— Немного, ровно тридцать. Больше не была еще ни разу. Да и меньше почти не бывает. Трое подорвались на минных полях несколько дней назад, но теперь вместе с вами снова будет тридцать. И учтите, товарищ подполковник, вы будете тут самым старшим по званию. Остальные в званиях от старшего лейтенанта до майора. А из лейтенантов тоже только один я.
— Это что — случайность?
— Так захотелось почему-то господину Фогту. Он даже сказал мне как-то: «Вы очень нравитесь мне, лейтенант, и я мог бы произвести вас в генерал-лейтенант. Был бы вы тогда в такой же чин, как и ваш знаменитый военный ученый Карбышев, который тоже есть у нас в плену. Но я не хочу делайт это, потому что вы можете тогда стать таким же строптивцем, как и этот ваш Карбышев».
— Дмитрий Михайлович Карбышев, значит, у них в плену? Что слышно о нем? — беспокоится Огинский.
— Здоров ли, не знаю, но, судя по всему, не сломлен. Фогт проговорился нам как-то, что Дмитрий Михайлович доставляет какому-то очень крупному немецкому начальству много неприятностей. А сломить его и заставить служить Германии чуть ли не сам Гитлер повелел.
— И вы, зная это, гнете тут шеи перед этим самодуром! — возмущается Бурсов.
— Ну, это вы потом узнаете, как мы здесь шеи гнем, — зло говорит Азаров и торопливо уходит не попрощавшись.
А на другой день появился как ни в чем не бывало, по-прежнему приветливый и очень бодрый.
— Фогт, оказывается, психологический эксперимент над вами осуществлял, — весело сообщает он. — Хотел подольше подержать в одиночестве и без дела, чтобы потом вас жажда деятельности обуяла. Я случайно слышал, как он об этом Краузу сообщал. Но его торопит старшее начальство, которому он поспешил, наверно, доложить о ваших опытах по искусственной детонации минных полей. Сокрушался утром, что придется прервать свой «психологический эксперимент». В общем, если не сегодня, то завтра непременно к вам пожалует.
