– Чего ради вы собираетесь делать крюк через Гибралтар? Ведь гораздо проще лететь прямиком через Средиземное море на Оран!
– Но ведь в Алжире сейчас происходят военные действия Разве можно без специального разрешения лететь в Оран?
– Да бросьте вы! Туда уже многие не раз летали, и ничего. Мы заранее сообщим о вашем прилете по радио.
Мы с Михаэлем смотрим друг на друга. Нас гложут одинаковые сомнения, но искушение слишком велико. Ведь и так уже потеряно три дня из-за проклятой низкой облачности над Сицилией. Мы соглашаемся.
Я распаковываю оранжевые пробковые жилеты, мы натягиваем их на себя и завязываем на животе. Пояснение, как пользоваться этой новинкой, написано по-английски вверх ногами, так что прочесть его можно, только глядя сверху вниз на свой живот. В специальных карманах находятся свисток и батарея, автоматически включающая в воде лампочку, которая может гореть целую ночь; прилагается и специальное окрашивающее вещество, которое пятном расплывается по морской поверхности и облегчает поисковым самолетам задачу найти потерпевших аварию. Кроме того. у нас с собой маленькая резиновая лодка; попав в воду, она (согласно инструкции) автоматически надувается. Михаэль привязывает к ней еще сумку с хлебом, яблоками и пакетом печенья. Туда же он сует дымовую шашку и пару брикетов из какой-то гадости, отпугивающей акул. Эти брикеты мы специально выписали из Америки.
Мы ввинчиваемся высоко в воздух над Картахеной, и Испания под нами делается все меньше и меньше. Высота – 3300 метров, выше нельзя, а то воздух станет слишком разреженным и мы будем лететь значительно медленнее. Мы поворачиваем черно-белый нос нашей «Утки» точно на юг и вот уже летим над открытым морем.
Нам предстоит покрыть расстояние в 300 километров – это добрых полтора часа лету. На карте такое расстояние выглядит совсем ничтожным – кошка и та перескочит! Но вот уже исчезла из глаз береговая полоса. Только небо и море, больше ничего. В это время года вода в Средиземном море не синяя и теплая, а серая и холодная – градусов десять, не больше. Если в такой поплавать, то через час или два совсем окоченеешь и потеряешь сознание. И куда ни кинь взгляд – нигде ни одного корабля.
Меня почему-то начинает интересовать гул мотора, и мне уже чудится, что в нем прослушиваются какие-то перебои. Невольно бросаю встревоженный взгляд на Михаэля.
С годами я все больше и больше начинаю полагаться на него. Я знаю, что, когда он сидит за рулем, всегда все идет отлично. Михаэль смотрит прямо перед собой сквозь круг, который чертит пропеллер. У него еще нет морщинок у глаз; на лоб, как всегда, свисает прядь волос, а сзади, на макушке, тоже как обычно, торчит смешной вихор. Этот вихор ему никогда не удавалось пригладить, даже когда Михаэль был еще совсем ребенком и гордо отправлялся гулять с нашим волком Чингисом.
