На высоте третьего этажа на искривленной шишковатой ветке сидела Дульси и пристально вглядывалась в расположенное чуть поодаль окошко камеры, где томился Роб Лэйк. Две дюжины голубей, пачкая прутья, важно прогуливались по кирпичному карнизу. Они посматривали в сторону Дульси и безмозгло ворковали, твердо веря, что ни одной кошке не достать их на таком расстоянии. «Бестолковые существа, мозги с горошину. Неужто они не заметили, что я каждый день в течение недели перепрыгиваю эту пропасть?» – подумала она.
Подобравшись, она сосредоточила всё своё внимание на узком оконном уступе, припала к ветке, напружинилась, взмахнула хвостом и перелетела на окно. Голуби рванули вверх, так оглушительно захлопав крыльями, словно загромыхала приближающаяся гроза.
Дульси прошла по карнизу, петляя между пятнами голубиного помета, и приблизилась вплотную к окошку, которое было снабжено помимо толстой решётки ещё и проволочной сеткой. Столь надежная защита позабавила её. Макс Харпер не оставлял своим заключенным ни единого шанса. Внизу в полутёмной камере на незаправленной койке, ссутулившись и обхватив голову руками, сидел Роб; он не заметил появления гостьи. Заключённый не стремился привести себя в порядок после сна: его каштановые волосы топорщились во все стороны, щеки и подбородок покрылись щетиной, синяя тюремная роба измялась. Простыня и выцветшее потёртое одеяло были скомканы, подушка валялась на полу.
Роб Лэйк был молодым человеком приятной наружности, однако мягкие черты его лица могли показаться несколько безвольными и унылыми. Возможно, именно его слабость притягивала Дульси, вызывала жалость и заставляла вновь и вновь приходить сюда. «Джо утверждает, что всему виной мои материнские инстинкты», — подумала она. Казалось, Лэйк всегда был рад видеть её, словно кошка и впрямь была единственной его гостьей, не считая адвоката.
Да и кто бы мог испытывать теплые чувства к такому адвокату? Диона Барон, может, и была неплохим защитником, но обладала характером резким и неприветливым. От неё прямо-таки веяло холодом, а её неприятный, словно режущий голос вызывал у Дульси головную боль. Ей стоило немалых усилий выслушивать речи госпожи Барон в суде, подавляя ворочающуюся в глубине души неприязнь к этой женщине.
Взглянув на понурого Роба, Дульси тихонько мяукнула.
Он поднял голову и улыбнулся. Отчаяние, всего мгновение назад читавшееся на его лице, исчезло. Он поднялся, подошёл к окну, протянул руку и просунул пальцы сквозь сетку, чтобы приласкать кошку.
