[833].
Во втором смысле аристотелевское определение метафизики обозначает науку о таком разряде существующих вещей, которые заслуживают имени сущего по преимуществу, так как они суть в полном смысле слова. Среди теоретических наук, таких, как математика или физика, есть и такая наука, предмет которой никоим образом не вовлечен в материю и не подвержен становлению. Эта наука исследует отдельные и неподвижные формы, вечные причины всякого становления, именуемые перводвигателями. Если есть в мире что-нибудь божественное, оно обнаруживается именно в этих чисто нематериальных сущих. Собственно говоря, это боги; поэтому теоретическая наука, имеющая их своим предметом, принимает имя теологии. Итак, мы сказали о метафизике, науке о сущем как таковом, что она является наукой по преимуществу, потому что объект ее более универсален, чем объекты других наук. Но если существуют нематериальные, неподвижные, божественные и, следовательно, первые сущие, то наука о них тоже должна быть наукой по преимуществу, потому что имеет предметом причины всех остальных вещей. В таком понимании теология сливается с метафизикой. В самом деле, будучи первой наукой, т. е. наукой о первых сущих, она тем самым является универсальной наукой. Далее, она исследует неподвижное сущее, о котором никогда нельзя сказать, что оно «становится», но которое всегда просто «есть». Поскольку каждое такое сущее является в полном смысле сущим, и особенно неподвижный Перводвигатель как наивысшее сущее, то теология тоже оказывается наукой о сущем как таковом. Следовательно, она сливается с метафизикой[834].
Комментируя Аристотеля, св. Фома Аквинский последовательно рассмотрел эти тезисы и попытался несколько упорядочить их — или, если угодно, выявить скрытый в них порядок. Метафизика, заявляет св. Фома, есть высшая наука, потому что имеет своим объектом высшее умопостигаемое, т. е. общее сущее: ens commune. Но что является по своему характеру в высшей степени умопостигаемым? Maxime intelligibile можно рассматривать, во-первых, с точки зрения порядка, которому надлежит следовать в познании. Но познавать — значит приобретать знание первых причин, через которое мы приходим к познанию всего остального. Понятая таким образом, метафизика предстает в качестве науки о первых причинах всего существующего. Во-вторых, maxime intelligibile может рассматриваться с точки зрения его интеллектуальности, ибо чем более интеллектуально познание, тем более оно интеллигибельно. Но познание тем более интеллектуально, чем менее чувственно, а значит, чем более абстрактно или универсально. Поэтому наиболее интеллектуальной будет наука о наиболее общих началах, т. е. о сущем и о свойствах сущего как такового: едином и множественном, потенции и акте. Наконец, в-третьих, можно рассматривать
