— А я тогда, в монастыре, думал, у тебя какие-то иные планы…
— Какие планы?! Я один, а поместья по всему миру! Не разорваться же мне. В Трое-Черевице управляющий воровал страшно, больше половины дохода в карман клал. Там все воруют — обстановка располагает. Хозяева далеко, им главное, чтоб поместье совсем в пустыню не превратилось. Теперь там лезуиты хозяйничают. Я точно знаю, что они берут свою десятину, остальное в оборот пускают. Если бы мне остальное имущество так же выгодно использовать…
В городе Оттар заглянул в особняк князей Валадских только раз — на следующий вечер после первой своей дуэли. Дворец оказался величественным, сложно распланированным, с садом летним, напоминавшим парк, и зимним, высаженным в огромной оранжерее, закрытой сплошь толстым стеклом. Трехэтажный добротный и роскошный особняк. По сравнению с ним дом, где поселились Горларды, выглядел просто бедняцкой хижиной.
И Эрик, которому изменила тактичность — или убогость жилья повергла его в шок? — не преминул заметить нищету отделки и обстановки, когда явился к Оттару утром накануне Юлаева дня.
— Твой отец напрасно снял дом здесь. — Эрик озирался, не скрывая брезгливости. Пробежал взглядом по темным потолочным балкам, по неприкрытым обоями стенам, по старой мебели. — Надо было на Гитском холме. Там есть особнячок, маленький, но вполне приличный. И всего-то на двести златров дороже. Зато туда можно пригласить близких друзей на вечеринку, и не придется краснеть.
Такого стыда Оттар никогда еще не испытывал. Двести златров разницы для Хайрегарда — пустяк, мелочь на карманные расходы. А Горларды на двести златров жили год.
Притом Оттар понимал, что для Эрика вовсе не была секретом бедность Горлардов — они ж его вассалы, знал прекрасно их доходы. И Годинор тоже не блистал роскошью. Но там Эрик никогда не подавал виду, что замечает вопиющую нищету. Он стал вести себя бестактно только в городе: не одобрял примирение с родителями. Он хотел, чтобы Оттар воспользовался рекомендацией отца Франциска и поступил бы на службу в орден. Но вслух этого не говорил. Эрик ничего не сказал даже тогда, когда Оттар, пряча глаза, признался ему, что барон Зигмунд воровал вместе с повешенным старостой. Эрик отказался от судебного преследования барона, но отношения друзей дали трещину.
Впрочем, трещину они дали много раньше — в год, когда погиб Вальтер Закард, а у Оттара не хватило смелости, чтобы сознаться в убийстве…
— Тебя совсем не видно в городе, — заметил Оттар. — Никто даже имени твоего не слыхал.
