— …и ребенка, рожденного Ядвигой, объявляю своим законным, — донесся до Оттара неестественно звонкий голос Эрика.
— Объявляю вас мужем и женой перед Богом и людьми, — закончил отец Сигизмунд.
Ядвига, которую во время церемонии Эрик поддерживал в полусидячем положении, закрыла глаза. По вискам катились капли пота. Она дышала ртом, и Оттар увидел: при каждом вздохе на губах ее появляются капли крови.
Эрик все-таки не оставил идеи спасти ее. Отнял простыню… И замер, сжав губы и прикрыв глаза. Оттар понял, что молиться было бесполезно. Непонятно, как она до этой минуты дожила.
В правом боку, чуть ниже ребер зияла страшная рана. Ядвигу почти разрубили пополам. В рану вылезали внутренности, с кровью вытекала и желчь… Но Эрик на что-то надеялся.
Ядвига умерла через час у него на руках.
Эрик не позволил хоронить ее здесь же, в наспех вырытой могиле. Тело Ядвиги положили на подводу и повезли в женское аббатство. Эрик ехал рядом с каменным лицом, и Оттар понимал: венчание с умирающей не стало для него пустой формальностью. Пусть он говорил, что страсть его прошла, пусть были у него другие любовницы, Ядвигу он любил. Искренне. Любил — и потерял. Оттар, чувствуя свое унизительное бессилие, поотстал. И поравнялся с отцом Сигизмундом.
— …Моя вина, — твердил тот без притворства. И не потому твердил, что обязан был такое говорить, как и всякий священник. — Моя это вина… Если б я ее удержал…
Оттар не расспрашивал, что произошло. Отец Сигизмунд поведал сам.
— Ядвига, царствие ей небесное, приехала пополудни. В женскую обитель. С дочерью. О, Господи, велик Ты и всемогущ! — вдруг охнул он. — Что было бы, если б она с дочерью осталась дома! — и продолжал: — Оставила дочь послушницам, они любят с ней играть, и сама в сад вышла. В тот, что за оградой. Ядвига хотела положить зерно в монастырские хранилища — сам знаешь, сын мой, что сейчас в стране деется. У нас стены каменные, мы и пожар выдержим, и осаду. Не то, что ее усадьба. Я сказал — Церковь никогда не оставит без помощи детей Божьих, конечно, пусть крестьяне к нам свозят, у нас в сохранности пролежит хоть до смыкания времен…
Он говорил, говорил, внезапно став болтливым. Уточнял множество деталей, возвращался к началу, что-то вспоминал, что ему казалось несомненно важным… А блестящие глаза смотрели вдаль.
— И тут крестьянин прибегает. Из деревни. Он за помощью к нам побежал, сказал, господский дом грабят. Ядвига на коня — и в деревню. Она же хозяйка… Я тоже выехал. С братьями. Чуть опоздали мы… Ядвига мужиков в бой вела, дом уже загорелся, мужики озверели: в подвалах ведь их урожай хранился, как раз тот, о котором мы условились назавтра в монастырь его перевезти… Как Ядвигу срубили, я и не видел. Воров тех мужики переловили. Злые были. Порешили всех до одного. Грех… Я отпустил им его. Только вызнал, откуда шайка. Из Савьяра. Там, говорят, весь урожай барон выгреб, подчистую. Ну, тамошние мужики и вздумали разжиться чужим добром. Долго выбирали, сюда пришли. Здесь хозяйка — женщина, да и усадьба почти не охраняется…
