Седые волосы, серые глаза. И в этих серых глазах — боль вечная, бессловесная. Он не был воином, он не был святым. Он был тем, кого нынешние пастыри подвергают суровым наказаниям, — магом. Но все же именно он, никогда не державший в руках оружия, выступил против Устаана. Он не мог победить, все, что оказалось ему доступно — задержать черного бога. Он отдал свою жизнь за единственный миг, приняв на себя смертельный удар. Но раньше, чем прервалось его дыхание, свершилось то, ради чего он умер: на Устаана обрушился Свет. И властелин Тьмы отступил.
А Юлай Валенсар, грешник и волшебник, обрел прощение в смерти.
И вот сейчас этот мертвец смотрел в глаза Оттару. Смотрел так, как ни один живой не смог бы. Оттар обливался ледяным потом, чувствовал: еще немного, и он постыднейшим образом испачкает штаны. И еще ему было совестно. Он даже сам не мог бы сказать, что хуже — страх или муки совести. Муки, что Юлай Валенсар, вовсе не солдат, а маг и ученый, ненавидевший кровопролитие, — погиб в бою. За всех, за весь мир. А сегодня его имя покрыто забвением, его день запрещено праздновать, он уже не герой, но жалкий колдун… А ведь он спас мир. Он и Хирос. Сначала умер Хирос, потом — Юлай. А Оттар среди тех, кто живет и радуется… и тоже считает его колдуном.
— Он родится в полночь Юлаева дня, если на нее придется переход Луны, а на рассвете расцветут розы цвета крови…
Слова стучали звонко, как молоточки по серебряному щиту. Оттар скосил глаза и обомлел. В комнате он был уже не один.
Рядом с ним из ниоткуда появился человек. Высокий, немолодой уже, лет тридцати или больше. Рыцарь, верно, — уж больно хороша осанка. Только одет как браконьер: кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги с плоскими подошвами, куртка из оленьей шкуры с короткими рукавами и капюшоном. Такую одежду носили гиты, Эрик показывал Оттару на картинке в одной книжке. Только думалось, что никакой он не гит.
У него были длинные, почти по пояс, светлые волосы, небрежно схваченные шнурком. Несколько прядей выбивалось, падая на уши и плечи. Талию его стягивал широкий пояс с серебряным шитьем. На плечо, будто моток веревки, он повесил свернутый кольцом кнут. Замечательный кнут. Оттар немало повидал всяких диковин, так что сразу догадался: то не погоняло для скота, а боевое оружие. Наверное, страшное оружие. Кнутовище отделано костью, и отчего-то не оставалось сомнений, что кость эта — человеческая. Наверное, незнакомец пустил на украшение череп какого-нибудь мага. У них, в древности, такое за подвиг считалось — съесть печень врага, скажем, или выточить серьги для любимой девушки из лопаток поверженного демона… А в том, что гость явился из глубокой древности, Оттар не сомневался.
