«Ну что ты за свинья. Я не для того женился, чтобы…»
– Да пошли вы все! – сказала я и через полгода даже почувствовала себя если не счастливой, то удовлетворенной, что ли. Я приоделась. Оказалось, что моей зарплаты более чем хватает, чтобы комфортно существовать… в одиночку. Почему, интересно, Сергей обходился мне так дорого? Что вообще за бизнес у него, если из него не получается вынуть даже деньги на хлеб? Или это просто я такая дурища, что не спрашивала? Интересно, а как у Катерины? Неужели она тоже станет оплачивать его трусы и пропитание? Катерина не из таких. Хотя… что я вообще знаю о Катерине? Оказывается, что ничего. Я думала о ней часто, чаще, чем о Сергее. Измена мужа – штука противная, конечно, но я потеряла сразу все. И не знала, если честно, кого мне не хватает больше. Без какой руки легче обойтись, без правой или без левой, особенно если вам отрубили обе? Но в остальном я наслаждалась жизнью. На работе познакомилась поближе с Танечкой, нашей главнокомандующей бумажных войск, старшим администратором, потому что ее в свое время, как выяснилось, тоже бросил муж. Ушел к любовнице, а потом еще отсудил полквартиры.
– Тебе еще повезло! – заверила меня она. – Что у тебя квартира только твоя.
– Тринадцатая, – гордо кивнула я. – Счастливая.
– Поедешь на концерт? – как-то спросила Танечка после работы.
– На концерт? – удивилась я. Как-то так получилось, что и к двадцати пяти годам я была ужасно дикой и непродвинутой. Никто меня никуда не продвигал, кроме магазина и таза с замоченными грязными носками, так что я и была не продвинутой. Концерты, впрочем, как и кинотеатры, магазины, распродажи, тихие московские кафешки, в которых так уютно посидеть, поболтать, – я ничего этого не знала. И знакомство со всем этим миром принесло мне немало удовольствия. Я ходила на премьеры в театры, я присоединилась к сообществу любителей игры в мафию и раза два в месяц была мирным гражданином или, если повезет, мафиозой. Оказалось, что я прекрасно умею врать. Еще я начиталась Толкиена (и почему я его никогда раньше не знала?) и один раз даже ездила под Питер, где по заросшим болотистым лесам носились одетые в костюмы эльфов и хоббитов люди. Но для этого я все-таки чувствовала себя уже слишком взрослой. Какие-то вещи были уже безнадежно упущены, я плохо изображала гоблина, и мне не понравилось спать в палатке. А в остальном передо мной лежал весь мир.
За исключением одного: когда кто-то пытался улыбнуться мне или каким-либо еще дебильным образом дать понять, что я «очень даже ничего» и у меня есть все шансы упасть в чьи-нибудь гостеприимные объятия. Тут я сразу же спасалась бегством. Или если уж так случалось (а такое пару раз все-таки случилось), что на вечеринке или на концерте, или, на худой конец, на день рождения у кого-то я перебирала лишнего и все-таки падала в чьи-то гостеприимные объятия, то уж на следующий день, крайний срок – через неделю-другую, я пугалась и рвала – рвала отношения, рвала и стирала номера телефонов, переставала отвечать на звонки. Особенно если кто-то мне нравился. Это пугало больше всего. Второй раз пережить большое и светлое чувство настоящей любви я уже не хотела. И не могла.
