— Бак, ты не мог бы оказать мне крошечную услугу?
— Ну конечно.
Еще несколько часов назад она написала записку — вообще-то она переписывала ее четыре раза, стараясь, чтобы выглядело так, словно второпях оторвали кусок бумаги и небрежно набросали несколько слов. Тем не менее она постаралась, чтобы почерк был разборчивым. Пенелопа вложила записку в руку Бака, прошептав:
— Пожалуйста, отнеси это в ложу 23.
Бак ответил кивком и поднялся у нее за спиной. Как раз перед тем, как он заслонил от нее внутреннюю часть ложи, Пенелопа увидела, что в ложу вошел молодой человек. Ей подумалось, что это Генри, и тогда нет нужды посылать Бака с запиской, и сердце ее замерло. Но тут же стало ясно, что это, увы, Амос Врееволд.
— Мистер Врееволд, — обратился к нему Бак. — Мне нужно нанести несколько визитов. Пожалуйста, сядьте на мое место и составьте компанию мисс Хэйз.
Амос пожал Баку руку и перевел взгляд на Пенелопу. Он был высокого роста, с крупным носом, а его темные волосы всегда плохо лежали. Давным-давно, во время вечеринок в саду они с Пенелопой вместе исчезали за деревьями, поэтому у него были все основания смотреть на нее так, словно ее повадки скромницы забавляли его. Но его фамильярность вызвала у Пенелопы раздражение. Она протянула ему руку.
— Мисс Хэйз, я, как всегда, счастлив вас видеть, — сказал Амос, склонившись над ее рукой.
Зашуршав фалдами, он уселся позади нее, на место, которое только что занимал Бак.
— Миссис Хэйз, вы сегодня так прекрасно выглядите, — добавил он, хотя она чудовищно выглядела, по мнению ее дочери и всех остальных, в красном атласном платье, облегавшем ее чересчур пышные формы.
— Благодарю вас, Амос, — ответила мать Пенелопы, не отрываясь от своего театрального бинокля. — Эта отделка на корсаже вашей матушки из настоящих бриллиантов?
— О да, — ответил он, с трудом удержавшись от улыбки.
Сожалея, что новый образ не позволяет ей на публике нагрубить матери, Пенелопа одарила гостя улыбкой:
— Мистер Врееволд, что же привело вас в нашу ложу?
— Ну конечно же, вы. Я не видел вас в свете, да еще во всей красе, с тех пор, как случилось то несчастье в октябре.
— Да, пожалуй, не видели.
— Вы, должно быть, были в большом горе — все так говорят.
— Ну что же, — Пенелопа с печальным видом вновь обратила взор к сцене, — это так.
— Если вам когда-нибудь понадобится кто-то, с кем можно вспомнить Элизабет…
Пенелопа изобразила горестный вздох:
— Благодарю вас.
— Я также слышал кое-что еще…
