Вытащив и собрав спиннинг, я натянул болотные сапоги и спустился к омуту под мостом.
В этом омуте водится крупная форель, но я никак не мог настроиться на рыбалку, потому что мысли о трупе Стефана, лежавшем вчера на берегу, не выходили из головы, и я время от времени непроизвольно бросал искоса взгляд через плечо на место, где он находился. Клева не было, и неудивительно: мысли о Стефане чересчур занимали меня, отвлекая от рыбалки.
Так что я покинул омут и побрел вдоль ручья — на мелких участках прямо по воде, а в местах поглубже выбираясь на берег. Покинув сцену вчерашней трагедии, я смог сосредоточиться на деле, и успел на быстринке у небольшой заводи подцепить порядочный экземпляр ручейной форели, но не успел вовремя подсечь, когда еще одна крупная рыбина — наверно, радужная — яростно метнулась из-под берега к плывшей по глади заводи мухе. Второй заброс по той же траектории ничего не дал — должно быть, во время первой поклевки рыба ощутила крючок и вовсе не хотела испытать его на себе. Я забрасывал в этой заводи, где только можно, но больше клева не было. Спустившись по ручью на несколько сотен футов, я подцепил еще одну ручейницу — чуть больше предыдущей.
Выбравшись на берег и усевшись на трухлявую колоду, я начал раздумывать, стоит ли продолжать рыбалку, пусть и не очень удачную, но принесшую две рыбины. Для ужина этого достаточно, а в хижине на столе ждет книга о Докембрии. Уходить не хотелось. Я бы еще побыл здесь — не столько ради рыбалки, сколько ради того, чтобы держаться подальше от дома и от ожидающей там работы. Вот тут-то я и усомнился, что когда-нибудь допишу эту книгу, что вообще хочу ее написать. Черт побери, из-за нее мне дали академический отпуск, и дописать ее просто необходимо — но я продолжал предаваться жалобным раздумьям, не в силах тронуться с места, и постепенно проникаясь уверенностью, что все лето буду уклоняться от работы по любому подходящему поводу.
Потом мне вспомнилась найденная Невиллом полянка венериных башмачков; надо будет взглянуть на них по пути. Конечно, мне это вовсе ни к чему, но еще несколько дней — и венерины башмачки отцветут, и тогда в этом году на них уже не посмотришь. Но я просто продолжал сидеть, не двигаясь с места — во-первых, весьма смутно представляя, где венерины башмачки находятся; судя по словам Невилла, найти их довольно легко. Но я просто оставался, где был.
Потом я гадал, что заставляло меня сидеть на этой трухлявой колоде — ведь я мог продолжить рыбалку, вернуться в машину или отправиться искать венерины башмачки, но не стал. И вот в результате пишу этот отчет, когда должен работать над книгой.
