Мы часто, с большим душевным теплом, при встречах вспоминали наш аэроклуб с Саней Горшковым, который тоже учился там и сейчас находился в соседнем купе.
Наша эскадрилья расположилась в двух купе. Ребята обживались и знакомились ближе друг с другом. В принципе, они все уже были знакомы, только я попал к ним «новенький». С командиром эскадрильи Бокачем Борисом и его замом по политчасти Василием Ларионовым и лётчиками Николаем Верминым, Александром Литвинюком, Геннадием Локтевым я сразу нашел общий язык, как будто был сними давно знаком. Видно так бывает со всеми честными, добрыми и отзывчивыми людьми, каковыми они были в своём существе. А вот с двумя: В.Н. и А.П. общего доброжелательного восприятия не получилось. От них исходила какая-то недоброжелательность. Да и меня психологически не тянуло к таким людям. Но служба есть служба, пришлось уживаться. Хотя их душевный холод ко мне так и не пропал до последних дней службы.
По настроению ребят чувствовалось, что война для нас ещё не кончилась в победном сорок пятом. Мысль о будущих схватках с противником уже прочно вошла в наше сознание, а это сильно сближало нас для решения общей интернациональной задачи.
Коллектив, собранный из разных частей, со средним возрастом лётчиков до 27 лет, быстро стал единым, целым. Большую роль в этом единении сыграл наш командир дивизии Иван Никитович Кожедуб, со своим авторитетом легендарного лётчика-истребителя, умевшего на поршневом истребителе сбивать реактивные самолеты врага. Мягкий, отзывчивый и душевный в повседневной жизни и собранно-четкий, изобретательный в боевой обстановке, он олицетворял в себе человека, которому мы были многим обязаны. Мне пришлось встречаться с ним в различных жизненных ситуациях и всегда в душе у меня оставался неизгладимо-приятный след этих встреч…
Как-то на учебно-тренировочном самолете он проводил проверку моей техники пилотирования в сложных метеоусловиях. Предстояло выполнить пилотаж в зоне на малой высоте в облаках. Мне захотелось выполнить его как можно лучше, короче говоря, немного «хвастнуть» перед знаменитостью. И я, в нарушение инструкции, выполнил вираж-восьмёрки с креном в 60 вместо положенных 30 градусов. Получилось просто здорово, как я оценил сам. Самолет вошел в свою же струю всклокоченного воздуха, оставленного после левого, а затем правого виражей. Слышу по переговорному устройству бархатным басом: «Какой крен держать надо? Повторите восьмёрку». Пришлось повторить. Правда, виражи получились опять хорошие, но уже с меньшим креном. Остальные фигуры я выполнил без отклонений от нормы.
