– Пойдем, положим деньги, – предложил Яша. – Заодно купим хлеба, чтобы маму твою порадовать. Хоть я и сомневаюсь, что ты в поезде вообще будешь есть. Слушай, а ведь когда ты была юной, ты лопала за двоих. Мои вареники ты могла употреблять кастрюлями.
– Ну, так то ж твои вареники! – мечтательно причмокнула я. – И ты знаешь, я и когда была постарше, тоже лопала так, что у меня даже местами появлялся лишний вес.
– О, хотел бы я пощупать твой лишний вес. А то сейчас и необходимого не дощупываешься.
– Это все из-за пневмонии, я думаю. Ничего, еще разъемся.
– Как разъешься, сразу мне звони, – усмехнулся он. Я тоже улыбнулась уголками губ, но на самом деле впервые в этот момент очень четко осознала, что буквально через пару часов его снова не станет в моей жизни, и мы опять пойдем каждый своей дорогой. Две непересекающиеся прямые. И может быть, если бы он сказал мне хоть одно слово, я все бросила бы и осталась тут с ним пропадать на скрипучей кровати в квартире его тетки, и было бы это очень хорошо. Но он не сказал его, этого слова, кто его знает, почему. Может, он действительно верил, что эта идея обречена в самом зародыше. А может, что было бы куда печальнее для меня, просто и не хотел никакого продолжения. Не хотел этого скромного счастья на скрипучей кровати, за которое, как водится, надо было слишком многим заплатить. Как минимум свободой.
– Обязательно позвоню, – кивнула я. Мы поцеловались с мамой, обнялись с папой, чмокнулись с Леркой, которая, хоть и была обижена на меня за то, что я упала в объятия мужчины, вместо того, чтобы общаться с ней, но все-таки пришла меня проводить. Все мои одноклассники заочно, через Лерку, были благодарны нам с Яшкой за самую шикарную сплетню лета о том, как мы сошли с ума и влюбились заново прямо на встрече выпускников. И это Лерку со мной примиряло.
– Ну, Лер, ты не пропадай.
– И ты пиши. Ты есть в Одноклассниках?
– Где?
– В Одноклассниках. В Интернете? Вы что там, в Москве, совсем от жизни отстали?
– А, в Интернете? Нет, пока не была, но обязательно зарегистрируюсь.
– Там все наши. А с этим-то у вас чего? – тихонько спросила она меня, еле заметно кивнув на Яшку, стоящего около такси с чемоданами.
– Ничего, – пожала плечами я.
– Все?
– Все, – подтвердила я. На самом деле не совсем все. Еще были страстные объятия у поезда и его судорожная попытка что-то там сказать, а моя – что-то ответить, но… он все-таки смолчал, и я смолчала, потому что, в самом деле, что мы, дети какие-нибудь и не справимся со своими глупыми чувствами? Конечно, справимся, но, черт возьми, я все же тихо плакала под стук колес. Мне было невыносимо жаль того, что было, и еще жальче того, что могло бы быть. Лучше него у меня никогда и никого не было, и теперь можно было со всей уверенностью сказать – я никогда и никого, кроме него, не любила. Да. Никого.
