, то — нет оснований обвинять ее в том, что она горячится на охоте, срывает стойку, и требовать от нее особой привязанности к хозяину-охотнику.
Охотничья жизнь Макбета протекала по другому и, по сравнению с жизнью городских охотничьих собак, он жил «буржуем»: семь с половиной месяцев, — с конца октября и до половины мая, — жил в городе, в моей комнате, и больше четырех месяцев — на моем хуторе на Каме.
Жил не в деревне, а в лугах, — на воле, жил не только в «царстве куликов и уток», как назвал луговые угодья С. Т. Аксаков, но и в большом обществе перепелов, коростелей, вальдшнепов, гусей, тетеревей и других луговых и лесных птиц, и с 1-го августа (старого стиля), больше двух с половиной месяцев, почти ежедневно бывал на охотах.
При таких условиях жизни, Макбет имел большую охотничью практику и много времени, чтобы научиться охоте, изучить хозяина и к нему привязаться, и поэтому, нет ничего необыкновенного в том, что со второй осени его жизни, я охотился с ним, как с готовой хорошей охотничьей собакой.
К этому времени, собака окончательно сложилась. Крупная голова Макбета, — с немного тупым носом, — черные, светящиеся лаской и умом глаза, ярко-белые зубы, красивая глубокого темно-красного оттенка шерсть, — особо мягкая, как хороший китайский шелк, на ушах и голове, — крепкие ноги и правильные подвесы прута, — не напоминали прошлогоднего долговязого Макушку с голым хвостом-махалкой.
Все эти наружные качества Макбета, в связи с его манерой высоко держать голову, свидетельствовали о кровности породы, — о том, что он не забит натаской, и делали его общим любимцем всех охотников и не охотников, бывавших у меня в городе, и на хуторе, — в «Белом доме».
Зимой, гуляя по городу, — с Макбетом, меня неоднократно спрашивали, где можно купить такую же собаку. Не зная такой же другой собаки, я указывал адреса питомников, в которых можно получить щенят этой породы.
Такова внешность Макбета.
Расскажу о внутреннем его содержании: сперва о том — каким он был полевым работником, а затем, — о его душе и сердце.
Макбет имел крупный ум, большую наблюдательность, хорошее чутье и такую же память.
Ежедневно бывая со мной на охотах, он изучил окрестные охотничьи угодья, в которых мы охотились, и любимые птицей, места. Знал луговые дорожки и тропы, подходы к озерам и места моих сидок на утиных перелетах.
Против хутора, на другой стороне реки, я часто охотился на большом кочковатом болоте, по краям которого были дупеля, и на средине его, по красным ржавчинам, кочкам и тростниковым островкам, много бекасов, а в осенние перелеты, — столько же гаршнепов.
