— В каком смысле? — не понял Теткин.
— В прямом, — пожал плечами Томилин. — Мы не успели вывезти из Гутуевских складов в Петрограде почти триста новых моторов — сгорели! Летом двадцатого полыхнул огромный щетининский завод в нашей северной Пальмире! Кто-то упорно не давал приступить к восстановлению авиации…
— Контра? — понятливо кивнул Теткин.
Томилин поглядел на него задумчиво и заметил:
— Возможно… Но я допускаю и такую ситуацию, что за всеми этими пожарами стоял и просто точный коммерческий расчет — заставить нас, если устоим, покупать самолеты и все детали — от магнето до компаса — там, за границей… М-да… Пожар на московском заводе «Самсон» вы, возможно, и сами помните? Хотя вряд ли! Для вас это «плюс-квамперфектум», или, как говорят немцы, «давно прошедшие времена». Хотя не такие уж они далекие… Что такое пять-шесть лет? Правда, для ребенка это, конечно, эпоха!
Теткин нахмурился; он не любил, когда ему напоминали о молодости. Томилин заметил это и расхохотался. Смеялся он заразительно, весело, заливисто, и лицо его словно расплывалось в быстром и крупном подрагивании.
— Извините меня, Николай Николаевич, я, кажется, забыл, каким был решительным и нетерпимым в ваши лета! К чему я повел вас в сей почти археологический экскурс? К тому, что у многих из вас, молодых, есть такое убеждение, что они являются в некую авиационно-техническую пустыню, где до них не было ничего… Я хочу, чтобы вы мне поверили. Пустое, не тронутое моторным гулом небо вашего детства и отрочества — это результат той разрухи, в которую вогнала Россию история. Но ни в коей мере не инженерная, конструкторская мысль! Ее течение непрерывно, и мы строили свое, если не в дереве и металле, то хотя бы в чертеже! И многое, очень многое, полезное и нужное сегодня, можно добыть, если обернуться лицом туда, в так называемое прошлое…
— Не понимаю… — Теткин действительно ничего не понимал.
Томилин вынул из ящика письменного стола коробку дорогих папирос «Султан», пощелкал задумчиво по лакированной крышке, перебросил коробку Николаю.
— Курите, угощайтесь! Я запах махры не выношу! Накурился в свое время.
Теткин снял с колен и поставил на паркет портфель, закурил, осторожно касаясь тоненькой длинной папироски. Не похоже, что Томилин собирается его выгонять.
— Вы когда-нибудь слыхали о таком инженере Модесте Яковлевиче Шубине? — неожиданно спросил Томилин.
— Никогда, — честно признался Теткин.
— Так я и думал… — кивнул Томилин. — Шум сопровождает имена победителей, слава венчает успех… Шубин был, смею вас уверить, умница! Плюс — истинный патриот! Он считал, что нашей огромной державе, бездорожной и, естественно, безаэродромной, необходим мобильный и легкий флот гидросамолетов, летающих лодок, простых и надежных! В каждой дыре аэродрома не построишь, но зато одних крупных озер на просторах отечества нашего около ста пятидесяти тысяч! Мелких же никто не считает! А реки? Каждое сельцо, каждый град к воде жмется! Но не только это… Вы когда-нибудь задумывались, какая гигантская протяженность нашей границы приходится на водные пространства — моря, побережья, озера, реки? Он — задумывался! Работать над самолетами, но сначала сухопутными, Модест Яковлевич начал года с двенадцатого… Но ему все как-то не везло. Помню, он представил на конкурс военного министерства свой первый аппарат — прекрасная машина, легкая, изящная. Она неизбежно должна была летать, но — не взлетела!
