— Померли все, — ответил он, пытаясь просунуть толстые ветви роз в узкое горло графина.
— Как померли? — удивилась тетя Маша. — Отчего?
— Попали в аварию, — ответил сын, завершив установку цветов, — и насмерть разбились.
— Как жаль, как жаль, — покачала головой Мария Ивановна.
— Да что говорить, я сам так плакал, так плакал, очень жаль было, — покачал головой сын и приложил платочек к глазам.
— Трудная судьба тебе досталась сынок, — посочувствовала ему мать.
— Да, — согласился он, — нелегкая.
— Теперь ты часто будешь ко мне приезжать?
— Часто не могу, дела бизнеса не пускают. Я ведь директор предприятия!
— Мне жить осталось, Антоша, всего ничего, приезжай ко мне, — жалобно попросила мать, — приезжай! Ты для меня единственная радость. Приезжай каждый день, я прошу!
— Я… это… — растерялся сын, отчего-то часто поглядывая на дверь. — Я как смогу приехать, так сразу же приеду. Обещаю. А сейчас мне пора, да и врачи сказали, что недолго можно. Ведь у вас положение такое — нельзя лишних разговоров.
И в ту же минуту вошел ее лечащий врач и сказал сурово:
— Антон Сергеевич, все свидание окончено, Марии Ивановне нельзя волноваться.
— Ну еще чуть-чуть, доктор, — взмолилась старушка.
— Нет, нет, — сурово покачал головой лечащий врач.
— Дай хоть я тебя поцелую, сынок, — попросила Мария Ивановна и протянула к нему худые руки.
Сынка, похоже, предложение это не слишком обрадовало. Не без отвращения он наклонился над больной старушкой, которая крепко для своего теперешнего положения обхватила его и стала целовать сухими губами его лицо. Сын зажмурился и пытался улыбаться. Прощание произошло коротко, сынок пулей вылетел в коридор, а Мария Ивановна приподнялась на локте и долго еще махала ему рукой.
Антон Сергеевич ждал его в машине. Родной сын Марии Ивановны открыл дверцу и, плюхнувшись на заднее сидение, спросил:
— Реквизит и костюмы сдавать или как?
— Оставь себе, — ответил Антон Сергеевич, — еще пригодятся.
— Ну как я сыграл свою роль?
— Не злоупотребляй высокопарными словами, ты же не Шекспира играешь, — хмуро посоветовал Антон, — в целом нормально. Она поверила и это то, что было нужно.
— Она меня стала целовать, а об этом договора не было, придется доплатить полтинник. Я же не геронтофил.
— Заткнись-ка, умник, ты все-таки о матери моей говоришь, — посоветовал Антон, — в театре своем и с кошкой поцелуешься, если режиссер прикажет, а тут развыпендривался. Я итак тебе сто долларов заплатил и реквизит с костюмом тебе оставлю, только не проколись, что ты не тот за кого себя выдаешь.
