— Ну, в общем, да, — согласился Антон.
— Сто тысяч плюс те, что ты мне за побег отбашлял, это же в сумме… е, мое, ты точно больной! На хрена тебе вообще Слива нужен был?
— Я же тебе объяснил, чтобы его умирающей матери показать, — с раздражением на непонятливость Арбуза повторил Антон, — это ее последнее желание. Она этим свиданием, этой встречей сейчас только и живет, неужели не понятно?
— Мне-то понятно, да я тебя не пойму! Ну показал бы ты тете Маше кого угодно, хоть меня! Она же все равно Сливу в лицо не знает! Любого актера из занюханного театра пригласил бы, дал ему сто долларов и он тебе такого любвеобильного сына сыграет — закачаешься! У меня есть парочка актеров на примете, вели как-то у нас банкет в ресторане. Хорошие пацаны, талантливые, они кого хочешь за бабки сыграют, хоть черта лысого. И стоило бы тебе все это мероприятие с актерами всего сотню долларов, а не в полтора раза больше и морда твоя была бы цела! Поверь мне Слива не тот человек, которого нужно умирающей матери показывать!
— Это точно, не тот, — согласился Антон и спросил, — погоди, Арбуз, а что ты про актера мне сейчас говорил?
Арбуз достал свой мобильный, полистал в нем записную книжку и сказал:
— Записывай. Актер Синицын. Записал. Ну, диктую телефон.
Мария Ивановна Ермишкина чувствовала себя все хуже и хуже. Смерть подбиралась к ней все ближе и уже, казалось, ночами стояла у изголовья, дыша холодом в макушку. Тетя Маша злилась на Антона, который каждый день кормил ее «завтраками», обещая найти и привезти в больницу ее родного сына, но, как ей казалось, обманывал ее.
Но вот однажды ее счастливый день все-таки наступил. Антон позвонил заранее и предупредил, что завтра они будут вместе и абсолютно точно.
Мария Ивановна все утро глаз с белой двери, пока на пороге палаты не появился сначала Антон, а за ним мужчина примерно его же возраста, хорошо одетый и с большим букетом роз. Сердце тети Маши дрогнуло. Она поняла, что Антон наконец свое обещание выполнил. Слепыми глазами вглядывалась в мужчину, смущенно прячущего лицо за букетом, сама пыталась встать с кровати.
— Лежи, мама, лежи, — попросил Антон Сергеевич, — тебе нельзя подниматься с постели.
Он по-прежнему называл ее мамой, хотя настоящий ее сын стоял за ним с цветами и не решался войти.
— Сынок, Антошка… — позвала Мария Ивановна.
Мужчина с букетом шагнул вперед, протянул ей цветы и сказал, явно немного волнуясь:
— Здравствуйте, мама…
От него пахнуло свежим одеколоном. Сердце Марии Ивановны едва не выскочило из груди от счастья. Конечно, она представляла себе своего родного сына немножко другим, он снился ей теперь каждую ночь. Мария Ивановна вглядывалась в его лицо, искала в нем сходство с собой или со своим покойным мужем, но не находила. Потом ей показалось, что как будто нос у него от отца, хотя и самого-то своего мужа тетя Маша помнила смутно. Глаза ей показались знакомыми, как будто ее. Такие же серые, глубокие. Она не могла наглядеться — вот он ее родной сын, с которым она разлучилась много лет назад в роддоме — стоит перед ней с цветами взрослый, самостоятельный…
