Если случается, что я отступаю от основного сюжета моего повествования, что-то путаю по прошествии стольких лет после тех бурных событий, если это кажется просто потоком слов, если я представляю все в невыгодном свете, это оттого, что я слишком часто разбивал свою голову обо все эти препятствия, слишком много всякого барахла разбил собственным носом, до крови, на всех скаковых кругах всех манежей 16-го полка, к великой радости бешеных кляч, до их полного лошадиного исступления. У меня до сих пор звенит в ушах, мой череп – мой гонг, так сказать. Вдобавок память мне изменяет. Я не могу больше видеть изображения лошадей. Я веду жизнь жалкого кретина, близкого к самоубийству. Хоровод продолжается! Я чувствую, как меня поднимают! И оп, на лошадку! Карусель завертелась! Они спускаются вдоль стен… Все кобылы весело скачут вприпрыжку, как козочки!
Через время и пространство я снова вижу моего высокомерного «Мотылька», как живого, я вижу его там, в наплывах памяти… капитана Дагомара… Я едва успеваю его разглядеть, так неожиданно он возникает… сквозь облака опилок… Я его вижу… сквозь удушливый страх… капитана Дагомара… это он… это точно он… с каждой минутой я вижу его все отчетливей… Я цепляюсь за лошадиную гриву, за стремена. Порыв ветра подхватывает меня, грохочут копыта, сверкают подковы…
Капитан Дагомар, таким, как я его представляю, он плывет по океану… Он плывет наугад… Несется по волнам… Я внезапно меняю место действия… Слышен шум… Это грохот манежа.
«Фердинанд! Фердинанд!» Я слышу его… Мне кажется, что я слышу…
«Где он опять, этот шут гороховый?» – спрашивает он у унтера… Ему оттуда меня не видно.
Я не собираюсь ему отвечать. Я натыкаюсь на перегородки, падающий с ног от усталости после взбучки, снова не могу найти дорогу, иду на стук копыт, на звон подков, избитый до крови, я сжимаюсь в комок, я изрезан на мелкие клочки, стерт в порошок. Я испаряюсь.
* * *
Капитан Дагомар, в своем несуразном кепи, похожем на аккордеон, узком спереди над бровями, с высоким верхом, с дурацким козырьком, наблюдает за нами. Я вижу его впалые щеки, он похож на жуткий призрак, на скелет. Он невесомый, как пушинка, на своей лошади. Она могла бы с легкостью сбросить его. Но он сидит в седле как приклеенный, его ноги обхватили лошадиные бока железной хваткой. Это настоящий кентавр. Он знаменит своим участием в конных состязаниях. Кубков у него не счесть. Его знают во всех странах, даже в Америке. Нужно видеть его в деле, на его рыжем Рубиконе, и даже на его второй лошади, Актинии. Он гордость полка по школе верховой езды.
