Капитан Руссов — во всех отношениях личность необыкновенная. Высок ростом, гибок, всегда в новой, безукоризненно пригнанной и в то же время свободной одежде, надушен, неизменно молчалив и угрюм. Под густыми белесыми, вразлет бровями серые, пронзительно светлые глаза, наполненные каким-то непонятно тяжелым смыслом.
Конь, по мнению капитана, одно из немногих, может быть, единственное животное, требующее всяческого внимания, даже участия. Необходимо жалеть его. И капитан Руссов жалел, но не сюсюканием расслабленного многоречием говоруна. Нет, жалость начальника цикла конной подготовки была бессловесной, он молчал от спокойствия человека, который стоял выше эмоций. Неторопливо капитан переводил взгляд на курсанта, замеченного в небрежном обращении с лошадью, и глядел мимо невидящим взглядом, не говоря ни слова, и худо было виновному. Сам он казнил себя, терзаемый стыдом за слабость и лень, ведь он — всадник, а конь — безответное животное.
И никаких выговоров и взысканий. Нельзя уравнять недозволенный совестью бездушный поступок и дисциплину, когда речь идет о человеке и животном. Капитан никогда не пользовался правами начальника, он поступал как арбитр, поставленный блюсти законы природы.
В объяснения капитан не вдавался. Ни при посещении конюшен, ни перед строем смены, ни на инспекторской выводке. В манеже лексикон его содержал не более десяти — пятнадцати слов. Капитан пристально следил за поведением лошади, изредка подымал глаза на всадника, но не выше его плеч. Фамилий курсантов не знал и обращался по кличке лошади: «Эй... на Птице... корпус» или «...на Едигере... кли- нок...» Значит, по команде «Шашки под-высь!» всадник заваливает клинок либо держит эфес выше или ниже подбородка, а тому, кто на Птице, необходимо выпрямиться в седле, прогнуть позвоночник, возможно, развернуть плечи.
Манеж — это огромное здание с потолком, высотой двадцать метров и пролетами в пятьдесят метров. На уровне шести-семи метров — ложи зрителей в несколько ярусов. Пол устлан толстым слоем опилок. Того, кто показывал успехи, капитан Руссов призывает к себе в центр манежа, чтобы курсант убедился, насколько он превосходит остальных в смене, которая идет манежным галопом по кругу.
Раз или два и меня заметил начальник цикла конной подготовки. Кажется, на препятствиях в открытом манеже и на вольтижировке. Я упоминаю эту деталь затем, чтобы отметить еще одну необыкновенную черту личности капитана Руссова. Призывая, он никогда не прибегал к жестам или словам. Обычно всадник каким-то непостижимым образом ощущал волю руководителя, тем же аллюром оставлял строй и становился, не спешиваясь, рядом с капитаном.
