Лизочка сама не заметила, что, увлеченная абхазцем, как отливом, вплотную приблизилась к «Газели». Заметила она только надпись, которую наконец-то прочитала правильно: «Туатур».
– Экскурсия? – удивленно переспросила Лизочка.
– Ты меня панимаешь! – обрадовался абхазец ее сообразительности. – Красивый экскурсия к дольменам – древним захоронениям в горах. Горы! Водопад! Шашлык!
– Денег у меня нет, денег, панимаешь? – неожиданно для себя самой передразнила его Лизочка и смутилась: – Извините.
Абхазец очевидно загрустил. И даже приплясывать перестал.
– Как нет денег? Такой красивый дэвушка, и нет денег? – видимо, он все-таки еще на что-то надеялся.
– Обокрали меня, – грустно сказала Лизочка – чего уж тут было скрывать.
Абхазец вконец расстроился. Лизочка же, хоть и сбитая с толку, но попыталась пойти туда, куда шла. Хотя особенно-то она никуда не шла – никаких дел у нее до пяти вечера не было.
– Э-эх, прападай мой доход! – махнул рукой зазывала. – Такой красавиц прокачу бесплатно! – и неожиданно ловко затащил ее внутрь «Газели», в которой уже сидело несколько скучающих тетушек, разбавленных парой бесформенных мужичков.
Приехали в горы. Лизочка послушно вылезла из машины и пошла вслед за остальными по тропинке. Дошли до ворот, где их встретил бодрый мальчик-экскурсовод, представившийся Алексеем.
– Мы проходим через замечательную рощу грабовых деревьев, – с места в карьер начал он.
Лизочка послушно посмотрела по сторонам. Грабовая роща не произвела на нее ни малейшего впечатления. Впрочем, в данных обстоятельствах сложно было представить себе что-нибудь, могущее произвести на нее впечатление. Разве что Борюсика в костюме болотного цвета с Лизочкиными документами и деньгами в руках, выскакивающего из грабовой рощи.
Иными словами, Лизочка страдала. Заявление на Борюсика, написанное ею в местном отделении милиции, конечно, позволило ей выплеснуть гнев и обиду на несостоявшегося жениха, но желаемое облегчение не наступило. Ей по-прежнему было и больно, и обидно, и одиноко. И страшно идти одной неизвестно куда с незнакомыми людьми. Лизочка начала уже жалеть о своем поступке. Тем более что идти по узкой горной тропинке на каблуках было не вполне удобно.
Она поддалась на уговоры абхазца по нескольким причинам. Во-первых, делать действительно было нечего. Небо с утра заволокли тучки, и на пляже было прохладно. Во-вторых, ей во что бы то ни стало хотелось отвлечься от грустных мыслей, сводивших ее с ума. Продержаться надо было два дня – ровно столько, сколько, как ей сказали, идет телеграфный перевод до Туапсе.
