– Ну, как дела, кабильский шакал? – любезно осведомился Си Бубекер, который был арабом, или, по крайней мере, утверждал, что он араб, и не любил, чтобы об этом забывали надолго.
– Как ему угодно, аллаху то есть, – проговорил Махмуд.
Обычно он говорил по-французски очень правильно, но в присутствии людей, которых Франция осыпала благами за то, что они когда-то убивали французов, он терялся и начинал путаться.
Си Бубекер раздвинул губы еще шире, так что глаза его превратились в две узкие щелки, но зубы при этом оставались стиснутыми. Он уселся в старое кресло с торчащими наружу пружинами, которое придвинул ему Махмуд, и уставил людоедский взгляд на Какхочешь:
– А этот что не здоровается?
– Вы уж извините его, господин Бубекер, – принялся шептать Махмуд, – он не совсем… он немного того…
Махмуд повертел пальцем у виска.
– Ну, ладно, неважно, – миролюбиво проговорил Си Бубекер, – я, в общем, в курсе. (Он жестом поприветствовал Какхочешь. Этот убийца и сутенер, не веривший ни в аллаха, ни в Магомета, не мог избавиться от наследственного уважения перед безумием.) Так вот, кабильский шакал, – продолжил он (Махмуд кисло улыбнулся, чтобы показать, что ему нравится такое шутливое обращение), – я пришел оказать тебе великую честь. Погляди-ка там, в мешке.
Он бросил на стол пластиковый пакет из супермаркета. Махмуд раскрыл его, выказывая всем своим видом крайнее почтение, словно речь шла о какой-то бесценной реликвии, прибывшей прямым ходом из Мекки. Он вынул несколько кусков тончайшего сафьяна красного и желтого цвета, а также два пакетика: в одном лежали мелкие жемчужинки, в другом – крупные куски бирюзы.
– Ты в жизни не видал такой прекрасной кожи, – сказал Си Бубекер.
– Ваша правда, господин Бубекер.
– И такого жемчуга тоже.
– Никогда в жизни, господин Бубекер.
– И такой крупной бирюзы. Как чайные блюдца!
– Как обеденные тарелки, господин Бубекер.
– Видишь?
– Вижу, господин Бубекер.
Си Бубекер сложил все обратно в пакет.
– Оставляю все это на твою ответственность, подлый предатель, кабильский шакал, сошьешь мне туфли. Да не такие, как в этих паршивых магазинах, а настоящие арабские туфли, чтобы я в них мог не просто ходить, а летать по воздуху, как если бы меня несли все джинны мира, понял?
– Аллах говорит твоими устами, Си Бубекер.
– Слушай меня хорошенько. Моя внучка выходит за француза.
– Ты заслужил это счастье, Си Бубекер.
– И не за какого-нибудь там, а за внука важного филосопа, который по телевизору выступает, ты и сам его, наверное, видел по твоему дерьмовому ящику. Так вот, у нас будет диффа.
