- Вымой клеенку горячей водой, - сказала Марья Андреевна и провела рукой по столу - показала Поле тусклый след, оставшийся от пальцев. И пока Поля мыла клеенку, Марья Андреевна говорила, что помощь, которую она оказывает людям, ничтожна и нет силы, которая могла бы осушить море слез и страданий, принесенных революцией и гражданской войной.
Ее красивая седеющая голова тряслась, как у старухи, все сидели молча, а через стекла вместе с нежным светом садившегося солнца в комнату входил тихий, далекий вой:
- А-а-а-а-а-а...
- Да, - сказал доктор, - я хочу знать только одно: почему во время революции, которая сделана для счастья людей, в первую очередь страдают дети, старики, беспомощные и ни в чем не виноватые люди? А? Объясните мне это, пожалуйста.
Все вздрогнули от неожиданного звонка и молча переглянулись.
- Я открою, - сказал Коля.
- Ты с ума сошел, - вскрикнула Марья Андреевна и схватила его за рукав.
- Поля, - ласково позвал доктор, - Поля, пойдите к двери.
Звонок взвизгивал, чья-то безумная рука рвала его.
- Что вы девушку посылаете? - сказал Москвин. - Уж лучше я схожу.
- Через цепочку, через цепочку, - закричал ему вслед доктор.
Москвин подошел к двери, подбадривая себя, состроил рожу, спросил невинным голосом:
- Кто там?
И тотчас женский голос закричал:
- Откройте, ради бога, к доктору, к доктору! Ради бога, откройте, к доктору!
Москвин снял цепочку, щелкнул английским замком, но дверь не открывалась.
- Сейчас, сейчас, - сказал он и повернул нижний ключ, но дверь снова не открылась.
- Тьфу ты, черт, что такое? - бормотал он и увидел, что дверь была заперта еще на три железные задвижки и большущий крюк.
- Сейчас отопру, - сказал он и отодвинул задвижки.
- Доктор, доктор! - закричала старая женщина в платке и побежала в столовую.
- К сыну моему, доктор, умоляю вас, скорей! - говорила она, и платок хлопал, как крылья черной птицы.
Она была полна безумия, и казалось, что ее отчаяние могло заразить не только живых людей, но и камни, по которым она бежала сюда.
Но доктор, видевший страшную смерть в тихих комнатах и светлых больничных палатах чаще, чем воины видят ее на поле сражения, остался спокоен.
- Да перестаньте кричать! - сказал он и замахал руками. - Если каждый больной станет так звонить, то на вас звонков не напасешься. И зачем, спрашивается, вы ворвались в столовую?
Женщина посмотрела на него расширенными глазами. Ведь только сумасшедший может говорить про звонок и столовую, когда в мире случилось такое ужасное несчастье! Все спокойные люди были безумны. Кричать и выть должны они, - ведь ее сын погибает.
