Надо признать, что его речь, хотя и не ласкала слух русского человека, живущего в Москве, была очень страстной. А главное, он, как Робеспьер, искренне верил в то, что говорил.
- И пусть нам будет плохо, пусть не будет света и газа, которые Россия перестанет давать, если мы проголосуем не так, пусть будет жуткая инфляция, я все равно не соглашусь! Уеду в деревню к бабке, залезу в погреб, достану тушенку и горилку, буду сидеть при свечах. Вот такой я упрямый хохол. И нас таких - большинство. Может, это у нас такой климат, но вот не любим мы, когда москаль нас чему-то пытается учить. Не любим, и все. Учить москалю нас нельзя.
- Понимаю, - миролюбиво сказал я, пытаясь успокоить распалившегося собеседника. - Москалям нельзя, а американцам можно. На более чем нахальное вмешательство их в ваши выборы вы почему-то никак не реагируете и стараетесь даже об этом не говорить. А зря!
После этих слов Павло недовольно прищурил глаза, потом махнул рукой и, скорчив хитрую морду, продолжил:
- Мы про себя сами все знаем и понимаем. Но москалю над нами шутки шутить нельзя. Не дозволено.
Судя по всему, этот Павло был неплохой мужик.
Когда он вернулся к своему столику, я спросил Веригина:
- Он - кто?
- Коллега, - туманно пояснил Веригин. - Довольно известный здесь телеведущий. Теперь ты представляешь, чего я здесь наслушался? У меня с ними уже комплекс неполноценности развивается. Скоро глаза буду в сторону отводить, как нашкодивший кот!
- Ладно, не преувеличивай.
Веригин вдруг проницательно посмотрел на меня:
- Слушай, у тебя, что ли, дело ко мне какое? А? Что ты какой-то не родной, а? Давай колись до самой жопы, и Родина будет иметь к тебе снисхождение.
Это была заслуженная шутка наших, может быть, лучших времен. По таким шуткам признаешь своих.
- Вообще-то надо поговорить, - признался я. - Серьезно.
- Ого, какие мы стали таинственные! Ну, давай попробуем. Только попрошу без методов интенсивного допроса. Знаю я вас, наследничков господина Вышинского.
- Когда увидимся? - спросил я уже на улице.
- Звони на мобильник, - ответил он.
- Давай вечером.
- По вечерам тут самое торжество и начинается.
- Ладно, ты же сам сказал, что это не наш праздник.
Мимо нас прошла дама с собачкой. У дамы был оранжевый шарф, а к ошейнику собачки была привязана оранжевая ленточка. Я невольно проводил ее взглядом.
- Это еще что! - засмеялся Женька. - Тут такое можно увидеть!
- Боюсь, так просто народ свою судьбу переменить не может. Дай срок, и они сами в этом убедятся.
