— Вот, — выдохнул Людвиг, демонстрируя жене свое таинственное и страшное сокровище. Венди склонилась над коробочкой, затем взяла краба, повертела в пальцах. Голубоватое стекло переливалось в лунном свете. — Симпатичный, — сказала жена. В стеклянных зверушках она знала толк. — Я ожидала более жутких скелетов… — Куда уж страшнее? — сказал Людвиг, забирая у нее краба. — Внешность обманчива, самые опасные вещи выглядят мило и безобидно. Закон природы…
Он глубоко вздохнул и пересказал Венди всю крабовую эпопею. Жена ежилась от холода, но слушала внимательно, не перебивая.
— Вот видишь, — подвел итог Людвиг. — Вселенная трещит по швам. Взрыв в кафе — начало. А поездка на поезде в Бернардо? Безопаснее слетать куда-нибудь на ракете с ядерной боеголовкой. Еноты и башмаки того не стоят. Венди некоторое время молчала, обдумывая его рассказ.
— Помнишь у Лира? — наконец сказала она: Один Старичок из Уэста Гулял у причала с Невестой, Мимо краб пробежал, Старичка напугал: Он с тех пор ни ногою в то место.
Людвиг криво усмехнулся. Поэт жил задолго до того, как Дирак открыл невидимое море, однако уже тогда понял исходящую от крабов угрозу. Говорят, люди искусства тоньше чувствуют мир, и в этом было разумное зерно. Джойс, в конце концов, предсказал существование кварков раньше ученых.
— Искать смысл в бессмысленных стихах глупо, — продолжила Венди. — Но все же… Испугались и убежали, как портняжки от улитки. У страха глаза велики, но разве это повод больше не гулять по бережку? — Нет, но… Венди остановила его взмахом руки. — В твоей науке я ничего не понимаю, но сам подумай: если ты прав, то рестораны с морской кухней должны взрываться через день. Япония давно взлетела бы на воздух… Уж там-то крабов, поездов и электроприборов как нигде в мире. Однако, если верить новостям, Токио ничего не угрожает. — Ну, есть еще другие факторы, — возмутился Людвиг. Восхитительно стройная теория громко трещала, налетев на рифы экспериментальных фактов. Людвиг забарахтался, выискивая разумное объяснение несоответствию. — Наверное, крабы боятся японцев? Там столетиями только и делали, что ели крабов. Вот и выработался рефлекс. — Вот чем мне нравится научный подход, — сказала Венди. — Для всего найдется убедительное объяснение. Людвиг смотрел на носящиеся поезда. Он уже не надеялся на синие молнии и искры и все равно ждал, что краб вот-вот появится, привлеченный жужжанием и светом луны.
— Знаешь, у меня такое чувство, что я строю замок из песка во время шторма. Стараешься, лепишь башенки и балконы, возводишь крепкие стены, прорываешь ров. И знаешь ведь, что накатит волна и не останется ни балконов, ни башенок. Песчаные стены не остановят цунами… Вселенная ползет к катастрофе с упрямством осла, и ее не удержать. Сколько не воюй с термодинамикой, черт бы ее побрал, со вселенской энтропией, все без толку. Солнце остывает, звезды сжимаются, галактики разбегаются, как тараканы, пространство завязывается в узлы. Темная материя, искажения гравитации, — мало, что ли? А тут еще эти крабы… Что прикажешь делать?
