– Я слушал, очень интересно. Хоть книжку пиши. – Подал голос спасённый подхарик. – Мужики, я так сытно уже года три не ел, как раз с того момента, как началось. Возьмите меня к себе, а?
– А нам какой интерес? Тебя ж кормить-поить надо, таскать помогаешь – но это не смертельно. – Курсант задумался. – С другой стороны, если мыслить логически, третий человек на борту лучше, чем если бы его не было. Стрелять ты всё равно не умеешь, но зато втроём куда больше утащить можно.
– Я не только таскать могу, у меня есть уникальная особенность. – Ухватился за соломинку кришнаит, – Я выпимши все дороги в окрестности понимаю, отчего так – не знаю, но именно так я к нам на базу и попал первый раз.
– О, так ты типа навигатор, что ли, получаешься? – В голосе появился интерес, Полукарп достал платок и принялся полировать уже тщательно облизанные ложку и миску. – И как тебя зовут, чудо иноземной техники?
– Животие, серб я. Точнее, батя серб, а я уже наполовину русский. – Гордо произнёс спасённый. – Чтобы проще – можно Живко, я не обижаюсь, у нас это не считается чем-то таким запредельным.
– Животное, значит. – Протянул Курсант в улыбке, едва удерживаясь от смеха. – А батю твоего как звали, да и вообще, давай весь расклад, кто таков, откуда взялся. Считай, я служба кадров, как-никак тебя на довольствие ставить, надо знать, кто ты есть.
– Ага, животное, Живко. – Бритоголовый оценил шутку. – Отца Правдолюбом звали. В смысле, его дед так назвал, не люди. Но он своё имя полностью оправдывал, царство ему небесно. Под бомбами в Белграде лёг, на мосту как раз. Они тогда с товарищами на мост вышли, куча народу гражданского – мол, вот они мы, защитники страны, давайте, бомбите. И что ты думаешь, разбомбили. А у меня сон был, я тогда уже Харьков проезжал – мамку домой отвозил, к родне в Тулу. Так вот, во сне мне Ангел явился, батю за руку привёл, говорит, прощайся с сыном, Правдолюб, и пойдёшь дела принимать. Я проснулся в поту, а утром на вокзале по телевизору новости увидел. И знаешь, на удивление, эмоций не было. Разве только радость какая-то затаённая, которой ни с кем делиться нельзя. А мать, как увидела про мост репортаж – так и обмерла, видимо тоже похожий сон видела.
Три дня пожила, и умерла во сне, как раз как к тётке приехали. Вот такая вот радость вышла. Потом десять лет как в тумане, где-то работал, что-то строил, мотался по областям соседним. Жениться не довелось, не успел, в Югославию так и не уехал – тётка паспорт спрятала, и обменяла втихаря, с советского на российский. А без паспорта через Украину тогдашнюю вообще не проехать было, они как с ума все посходили.
