.
— А мне нравятся призраки, — заявила Энн. — Они другие, не такие, как все.
И это было правдой. Для трех маленьких девочек призраки были необыкновенными и удивительными. Каждый день к нам на дом приезжали учителя и держали нас в крепкой узде. Иногда случались дни рождения, но в основном наша жизнь была пресной, как тюремный сухарь. Нам так хотелось приключений. Призраки спасали нас от скуки: мурашек по телу хватало до конца лета и даже до следующего года.
— Интересно, что привлекает сюда этих призраков? — спросила Генриетта.
Мы не знали.
А отец, похоже, знал. Однажды ночью мы снова услышали его голос, доносившийся снизу.
— Мягкий мох, — говорил он маме.
— Ты придаешь этому слишком большое значение, — сказала она.
— Я думаю, они уже вернулись.
— Девочки не говорили.
— Девочки немного лукавят. Думаю, нам лучше перевести их сегодня в другую комнату.
— Дорогой, — вздохнула мама, — давай подождем, пока не убедимся. Ты же знаешь, что бывает с девочками, когда им приходится менять комнату. Они неделю не могут спать нормально и весь день в плохом настроении. Подумай обо мне, Эдвард.
— Ладно, — сказал отец, но по голосу чувствовалось, что он что-то задумал.
На следующее утро мы, трое девчонок, играя в пятнашки, галопом спустились к завтраку.
— Ты водишь! — крикнули мы, остановились и в изумлении посмотрели на папу.
— Папа, что с тобой?
Потому что руки у папы были распухшими, все в желтых мазях и белых бинтах. Шея и лицо покраснели и воспалились.
— Ничего, — ответил он, уставившись в тарелку с кашей и угрюмо ее помешивая.
— Но что произошло? — обступили мы его.
— Отойдите, дети, — сказала мать, пытаясь сдержать улыбку. — Папа отравился ядовитым плющом.
— Ядовитым плющом?
— Как это случилось, папа?
— Сядьте, дети, — предостерегающе сказала мама, ибо отец уже потихоньку скрипел зубами.
— Как он умудрился отравиться? — спросила я.
Топнув ногой, папа вылетел из комнаты. Больше мы не сказали ни слова.
На следующую ночь призраки исчезли.
— О черт, — произнесла Энн.
Мы лежали в кроватях тихо, как мышки, в ожидании полуночи.
— Ты что-нибудь слышишь? — прошептала я.
Я видела у окна кукольные глаза Генриетты, выглядывавшей наружу.
— Нет, — сказала она.
— Который час? — шепнула я, немного подождав.
— Два часа.
— Кажется, они не придут, — печально сказала я.
— Нам тоже так кажется, — отозвались сестры.
Мы слушали свое тихое дыхание, наполнявшее комнату. Вся ночь до рассвета была безмолвна.
«Чай вдвоем…» — напевал отец, наливая себе утренний напиток. Он посмеивался и похлопывал себя по спине.
