Священники проповедовали слово божье на польском и на немецком языках, чего «ни в коем случае нельзя было делать». И вследствие этих «прегрешений» застряли в этом месте на неопределенный срок. Немецкие власти привозили в оккупированный ими польский округ чиновников и доверенных лиц со всех концов Германии, они вовремя не сумели уехать, вот их и заперли здесь без суда и приговора.
Завершала галерею камеры № 15 группа безграмотных польских преступников, получивших сроки за ограбления и убийства. Это были изверги, которые, используя все свое свободное время, постоянно изобретали новые формы издевательств для своих сокамерников. Находясь под защитой администрации, они постоянно и открыто издевались над своими соседями. Горе тем, кто оказывал сопротивление. Они докладывали о непослушании, и жертву забирали из камеры, после чего какой-нибудь садист буквально кромсал виновного на части. Частенько жертву возвращали обратно в камеру со сломанными ребрами, выбитыми зубами и так далее. Мол, свалился с лестницы. Никто даже не осмеливался признаться в том, что его избили.
Рождество 1947 года не походило на прежние. Через толстые стены до нас долетают звуки органа и звон колокола, созывающего к мессе. Это величественное здание было построено в XIV веке, прежде здесь был монастырь. Некоторые из нас опускаются на колени прямо перед крестом, он висит в стенной нише oddczias, где людей калечат во время торжественной мессы. В это же самое время в соседнем здании гудят двигатели и визжит пила. Оставшаяся в маленькой часовне, где стены еще сохранили фрески с изображениями святых, исповедальня используется как туалет. Здесь предостаточно времени, чтобы размышлять о подобных вещах.
Одного пастора раздели догола и гоняли по голому цементному полу, его истязатели лапали его, отпуская мерзкие, грязные шутки, а потом он должен был созерцать, пока сопляки-гомосексуалисты ублажали друг друга. Вмешаться? Попытаться остановить их? Куда там, если ты не хочешь остаться инвалидом на всю жизнь и надеешься все же выбраться отсюда. И вот что любопытно: с самого начала этот сброд относился с уважением к тем, кто в упор не замечал происходящего. Поговаривали, что, дескать, они не знают, что со мной делать, не могут найти ни единого повода для придирок.
Среди тюремных надзирателей были и те, кто по сравнению с остальными обращался со мной вежливо и сознательно не замечал часть нарушений во время частых досмотров и проверок. Раз в две недели в банный день тюремщики развлекались тем, что включали в душе либо кипяток, либо ледяную воду. Никому не разрешалось отходить в сторону, но я упрямо как осел отходил, и, тем не менее, ухитрялся не быть наказанным.
