Темнота, сполохи света, обрывки фраз, слова, мысли, мысли, мысли… Гул, разламывающий голову на части, будто сваи вколачивают прямо в мозги. Дайте попить… Воды… Много, холодной, чтобы залить пожар, который бьётся внутри меня толчками, выжигая изнутри душу. И чьи-то голоса… «сказал этот святой, вопрошавшему… видение о ежедневной жертве… и об опустошительном нечестии, когда святыня и воинство будут попираемы? – На две тысячи триста вечеров… и тогда святилище очистится…» Пить, дайте мне пить…
Открыл глаза – прямо в лицо светило вечернее солнце. В кресле, свернувшись клубком, спит Лёвка. Сколько же я спал? И что случилось? Голова раскалывается… Попытался встать, но в глазах потемнело, и грохот в голове такой, словно в железную бочку бросают лопатами мелкие камни и они там крутятся, крутятся. Или это шумит море? Что же здесь произошло? Последнее, что помню – это погоня, машина. Мы вляпались в засаду. Откуда-то всплывает крик – уходим, а-а чо-орт! – выстрелы, выстрелы. Надо будет Айву за жабры взять, чтобы рассказал, что случилось. По ощущениям, ещё и контузило слегка. Ну это потом. Переживем, вытянем, не впервой… Спать. Наверное, надо спать. Уже засыпая, вижу рядом стоящего Айвара, который что-то пытается сказать, но я уже не слышу, словно смотрю черно-белое кино. Не слышу, не кричи, не надо. Всё потом. Сейчас спать…
– Чудак ты на букву «м»!
– Чё сразу чудак-то? – Айвар вскинулся, как конёк-горбунок. – Ты видел, какую я машину нашёл? Песня! Мечта поэта! Или ты пешком ходить собрался? У нас ещё, на минуточку, если тебе мозги не окончательно отшибло, дел по гланды.
– Подождать с машиной не мог? – в голове шумело, словно пил несколько дней, а не отлёживался в постели. – Ещё этого придурка с собой потащил. Я же тебе говорил, что боец из этого тихони, как из дерьма пуля. Погиб бы не за грош, а теперь ещё с Николаем напряжёнка из-за этих стволов, которые Линас забрал.
– Считаешь, что надо было потребовать вернуть?
– Нет, всё правильно. Что Коля сказал?
– А чего он может сейчас сказать? – ухмыльнулся Айвар. – Молчит, хмурится. Сначала – да, кинулся, весь такой из себя, важный. Кипел негодованием, как чайник, но ему быстро объяснили, «кто и почему», и он затих, сдулся, как воздушный шарик. Ведь если рассудить, он ещё благодарить должен, что Линас его зятя не пристрелил. А мог, вполне мог.
– Это да, – сказал я. Ранним утром меня напичкали какой-то дрянью, и наконец боль начинала уходить. Понемногу, словно вода в паводок. – Что ещё хорошего случилось?
