Со сцены я видел лишь разбросанные в темноте огоньки свечей. Бог заглянул в небо и увидел там пустоту. Он размял пальцы и принялся творить мир. Я коротко поклонился и начал.
* * *
Видели когда-нибудь в кино, как океанский лайнер готовится отплыть в долгое путешествие? Пассажирам так не хочется расставаться с близкими, что они бросают им с палубы длинные ленты. Отплывающие держат один конец, провожающие на берегу – второй. Корабль уходит, ленты натягиваются и наконец рвутся.
Вот так я себе представляю яркие нити внимания, натянутые между мной и публикой. Я пытаюсь держать их в напряжении, не давая лентам порваться до финальных поклонов.
В тот вечер я чувствовал себя одиноким пассажиром на верхней палубе со связкой безвольных лент в ожидании хотя бы легкого бриза.
Я выдал им пару фраз по-немецки, но, похоже, меня принимали за антракт между действиями. Я продолжал под звон бокалов и разговоры вполголоса, сосредоточиться на номере становилось все труднее с каждым новым звуком.
Все изменилось, когда в зале зажегся свет. Теперь я видел лица и впервые завладел их вниманием. Я вышел вперед, как приговоренный на эшафот, и пригласил добровольца.
Сильви потом объяснила, что я все делал неправильно. Люди вскоре станут бороться за право выйти ко мне на сцену, но в ту ночь даже разносчицы сигарет остановились посмотреть на мое унижение. Несколько мучительных секунд я стоял, слишком смятенный, чтобы найти в зале жертву, боясь опуститься до уговоров. На мгновение мне показалось, что я слепну. Огни на сцене стали слишком яркими, зрители поплыли перед глазами, и даже свечи, кажется, погасли. По спине скатилась капля пота. Вдруг мне навстречу встала молодая девушка, и я понял, что все будет хорошо. И какое-то время все действительно шло отлично.
Она так уверенно вышла на сцену, что публика могла заподозрить в ней мою ассистентку. Но я зря волновался. Даже в тот первый вечер, несмотря на мой фрак и фокусы, зрители хотели видеть лишь Сильви.
* * *
Фокус прост, что-то вроде наперстков. Я показываю публике три конверта и фотографию королевской короны и передаю их девушке. Она прячет снимок в один из конвертов и смотрит, как я их перемешиваю. Затем указывает на нужный конверт. Я обещал подарить ей корону, если она угадает, в каком конверте снимок. Я решил, что немцам понравится мой монархический экивок; в конце концов, им это не чуждо. Публика не оценила мою идею, как не оценила и меня самого, но я знаю, как кинуть наживку. Я достал сотню евро, показал залу и положил в конверт вместе с фотографией, обналичив таким образом ставку.
