Пришел Коля-Николай, принес краску и кисти и спросил:
— Долго я ходил?
— За смертью тебя только посылать! — сказала Варя.
— Я не сразу краску нашел да и на голубей засмотрелся, — признался Коля-Николай. — Люблю их я…
Из другого конца класса учитель подал голос:
— Коля, чего ты хочешь? Ты же человек, и ничто человеческое тебе не чуждо. В том числе и голуби.
Коля-Николай покраснел, подождал, не скажет ли учитель еще что-нибудь, и, косясь на него, озабоченно спросил девочку:
— Варя, чего мы ждем? Работать надо.
Вдвоем они покрасили старую парту — все морщины, трещины и надписи на ней. Теперь она молчала, не жаловалась, и от ее белизны в классе стало светлее.
Ближе к вечеру, когда все, что можно было выкрасить, было выкрашено в белый цвет, учитель сказал Варе и Коле-Николаю:
— Бело, как на пароходе. И масляной краской пахнет по-пароходному. Вот подсохнет краска — ну вылитая каюта второго класса. Давно я не ездил на пароходе…
— На пароходе еще арбузами пахнет! — вспомнила Варя свою давнюю и единственную поездку в Казань с родителями. — И там цыганята пляшут!
— И люди на пароходе добрей.
— Там мы чаек кормили хлебом.
— И свежо там, далеко видно!
— А на «Ракете» еще лучше, — сказала Варя. — Летишь, и дух захватывает!.. Я до Соколок на «Ракете» ездила — туда и обратно.
— Я не люблю на «Ракете», — признался учитель, — Летишь, все мелькает, подумать некогда. Увидел дерево красивое на берегу, только собрался его рассмотреть — дерева уже нет. Куда спешить? Как ты думаешь, Коля?
А Коля-Николай молчал, потому что ни разу в жизни не ездил ни на пароходе, ни на «Ракете».
Глава седьмая
Хутор переехал
Выпал снег, и оттого что в классе печка была белая и парты и подоконники были белые, покрашенные руками ребят, и снег за окном был чистейшей белизны, — мир предстал таким облачно-белым, какого давно не видело село Соболеково.
Выпал снег, и в школе стало тише. Глуше скрипело певучее рассохшееся дерево половиц; реже жаловалась скрипучая дверь в учительскую; громкие разговоры поутихли; и только иные первоклассники, что по младости лет своих еще не научились изъясняться обыкновенными голосами, переговаривались криком, будто через речку.
На большую перемену Женька, не одеваясь, выскочил на крыльцо и тут же вернулся. Весь он — от стриженой головы до валенок — был вывалян в снегу, и даже рот его был обметан снегом.
— Кто это тебя? — с сочувствием спросила Варя.
На мокром лице Женьки сияли счастливые узкие глаза.
