Мы вновь посмотрели на машину. Я почувствовала слабость и отвернулась. Я знала, что ее здесь быть не должно. Что-то не так. Случилось что-то страшное.
Может, родителей кто-то подвез на работу, — заметил Марк, когда мы возвращались в дом. — Их срочно вызвали и прислали машину.
— Может быть.
Но мы оба этому не верили.
Я взяла куртку, запасные ключи от машины и дорожный справочник. Мы спустились во двор. Погода была хмурая. Солнце, похоже, оставило попытки пробиться сквозь тучи. День был серый и очень ветреный. Ноябрь наконец-то вошел в свои права.
В конце квартала Марк вдруг резко нажал на тормоза:
— Фургон!
Действительно, перед нами был серый фургон. На кузове никаких надписей. За рулем сидел мужчина с коротко подстриженными светлыми волосами. Марк остановился рядом с ним. Водитель смотрел прямо перед собой, демонстративно нас не замечая. Марк опустил стекло и высунул голову:
— Эй, вы ждете Роджера?
Мужчина в фургоне тоже опустил стекло.
— Простите, у меня включено радио. Я не слышал, что вы спросили.
Он широко улыбнулся, обнажив блестящие белые зубы. Пожалуй, он даже был привлекательным. Но очень светлые волосы, белая кожа и ослепительные зубы делали его похожим на альбиноса.
— Вы ждете Роджера? — повторил Марк.
— Кого?
— Роджера?
Мужчина в фургоне отрицательно покачал головой:
— Извините, вы ошиблись. Не знаю никакого Роджера.
Марк недоуменно уставился на него:
— Извините.
— Без проблем, — ответил мужчина и поднял стекло.
Марк нажал на газ, и мы с ревом рванулись с места.
— Он лжет, — сказал брат.
— Откуда ты знаешь?
— Понял по его улыбке.
Мы оба рассмеялись, хотя смешно нам не было. Это была нервная разрядка. Потом мы замолчали.
Обогреватель в машине был включен, но мне было холодно. Возможно, это из-за нервов. Я с ужасом предполагала, что нам могут сказать в «Крэнфорд индастриз».
Марк вел машину одной рукой, смотря прямо перед собой. Он напоминал робота. Я почувствовала, что больше не вынесу тишины.
— Что самое худшее они могут нам сказать?
Брат не ответил. Я не могла понять, обдумывает ли он ответ или просто меня не слышит.
— Самое худшее? — наконец откликнулся он. — Самое худшее, это если они скажут: ваши родители ушли с работы во вторник в обычное время, и мы не знаем, почему они не появились вчера.
Я не хотела об этом думать, но Марк был прав. Это было бы самым ужасным.
— А что хорошее мы можем услышать? — тупо спросила я.
— Ну, это просто. Нам скажут: да вот ваши папа с мамой. Просто они заработались.
