— Простите, но… но мне нужно сделать тысячу вещей прежде, чем мы с Кэтти вернемся домой. И… и…
— Да вы совсем напугали ее, — заметил Брюс с басовитым смешком, и у Маргарет создалось впечатление, что он играет с нею, как кошка с мышкой.
— И вовсе нет! Смешно даже! — резко оборвала его она, оборачиваясь, чтобы взглянуть ему в глаза.
Но, похоже, ее слова не возымели желаемого эффекта. Брюс продолжал улыбаться, явно получая удовольствие от происходящего. Более того, Маргарет поняла, что, обернувшись, совершила ошибку: так его физическое присутствие ощущалось сильнее. Она поспешно повернулась обратно лицом к пожилым женщинам, хотя и сознавала, что щеки ее заливает предательский румянец.
— Я действительно не хочу показаться невежливой, но… но Кэтти только что перенесла приступ астмы, и мне надо в аптеку, чтобы заказать для нее лекарства.
— Астма? Бедная крошка!
Краем глаза Маргарет заметила, как выражение лица девочки становится важным от повышенного внимания старых леди к ее болезни, и усмехнулась. Вообще-то она никогда не позволяла дочери манипулировать людьми, вызывая к себе сочувствие, но сейчас промолчала, посчитав, что пожилым матронам подобные переживания только на пользу. Кроме того, она и сама в каком-то роде шантажировала их состоянием Кэтти, стремясь поскорее уйти.
— Поэтому вы сюда и переехали? — спросила одна из кумушек. — Врачи всегда твердят: нашим сухим воздухом легче дышать, а мы ведь знаем, что вы жили в Нью-Йорке. Помните, Эва, дочь Барбары, не смогла там жить из-за слабых легких и вынуждена была вернуться?
— Ну… — пробормотала Маргарет, каждым нервом ощущая мужчину, стоящего у нее за спиной, и решительно не понимая, почему его присутствие так смущает ее и сбивает с толку, — отчасти и поэтому тоже.
— Тогда мы конечно же должны отпустить вас. Моника, дорогая! Еще чашку кофе. Ладно, а я пересекусь с Ребеккой по дороге, если она все-таки выберется. Теперь, моя дорогая, надеюсь, мы будем видеть вас чаще!
— Уверен, — добавил Брюс, — эти надежды взаимны, не так ли, Маргарет?
Голос его словно бы смаковал ее имя, обволакивал расплавленным шоколадом, и в глубине души молодой женщины проснулось вдруг что-то живое и теплое. Что-то, чего она давно уже не чувствовала, да и не хотела больше чувствовать. Что-то, что давно гнала прочь.
— Конечно, — ответила она с вежливой улыбкой. Скорей бы исчезнуть! Теперь, похоже, никто не станет ее осуждать, если она уйдет.
— О, хорошо, потому что мы собираемся устроить вечер танцев в городском зале.
