— Женщина? — угадал наблюдательный гуль и рассмеялся, на всякий случай отходя подальше. — Не спеши, здесь любые красавицы, мои дочери, в твоём распоряжении. Какую захочешь, бери — она твоя! А можешь и двух, и трёх…
Гуннар смутился. Он не был с женщиной с того дня, как покинул Испанию.
— Не обижай нас, странник, — с поклонами настаивал Муарим, — твоё семя — подарок моему роду.
Викинг радостно закивал, едва не высунув язык от таких перспектив. Два хлопка сухих, старческих дланей вождя — открылись кожаные завесы, и появились мало одетые восточные девушки. Улыбаясь, смуглянки побросали последнюю одежду и, тряся чем можно, в соблазнительном танце прошли перед изумленным викингом.
Естественно, Гуннар мигом захотел всех!
Но воздержался. С трудом.
— Мама Рея учила не спать с первой попавшейся девушкой. «Надо быть разборчивым», — говорила она. Так что я ещё повыбираю, можно?[26]
— Тебе не понравились эти? — искренне огорчился вождь. — Я призову служанок, рабынь, всех женщин племени и даже собственных жён! Необласканный гость?! Позор мне на века!
Гуннар понял, что запросто рискует опозорить самого влиятельного человека в округе. Непорядок. Такого даже мама Рея не одобрила бы…
Блуждающий взгляд викинга упал на ту, что сидела дальше всех, будто пряталась, отводила взгляд, но при этом выглядела великолепно. От прелестницы тянулись серебряные цепи, поэтому норвег принял её за рабыню. Когда присмотрелся повнимательнее, то понял, насколько выгодно она отличается от остальных. Фарфоровая пышность европейских сеньор, навязчивый шарм ливийских подруг, слащавое жеманство и дерзость африканок — всё меркло перед её красотой, она была вне всего этого, она была другая, иная, не как все….
— Её! — кивнул Гуннар, тыча пальцем. — Я уважаю твоих дочерей, ценю жён, поэтому предпочту рабыню. Она чем-то пленила меня…
Муарим, к удивлению викинга, совсем сник. Нервно дал отмашку всем, кроме той, на которую пал выбор, и приказал ей встать.
— О, как ты ошибся, Гуннар из Скандинавии, и ошибся дважды. Во-первых, мои дочери рождены для секса и обучены доставлять удовольствие любому, во-вторых, ты выбрал самую любимую дочь эль-Бекира. Самую-самую-самую!
— А цепи тогда зачем, для мазохизма?
Старик тяжело вздохнул. «Сейчас будет долго и нудно рассказывать, набивая девушке цену», — подумал Торнсон и не ошибся. Гуль прикрыл глаза и начал, по-восточному покачиваясь:
— Шестнадцать лет назад самая красивая из моих жён Лялил-бе-Сахара, Роза кактуса пустыни, умерла во время родов. Но младенца удалось спасти, так появилась Шаммила. Таких дочерей наш народ сохраняет для великих целей. Девочка и сейчас абсолютно невинна, мы берегли на всякий пожарный. Когда проклятие стало терзать нашу деревню, шаман сказал, что Иргал-Загу нужна огненная жертва. По обычаю, огненная жертва приносится один раз в сто лет — на костре сжигают невинную девушку. Шаман сказал, что Иргал-Загу нужна Шаммила. Я бы одобрил приношение обычной девушки, но Шаммила — единственное, что осталось у меня от Лилы… И ста лет ещё не прошло, куда гнать лошадей? Тем не менее шаман очень настаивал, но дочь я не дал… Он обиделся.
